– Импо… – чуть не ляпнула я, но во время поправилась. – ИМХО, то есть «по моему скромному мнению» вы через пару дней будете в полной боевой готовности.
– Правда? – обрадовался мой хозяин. – Это тебе твой инстинкт самки подсказывает?
– Женская интуиция, – поправила я его, хотя и мой инстинкт, и моя интуиция уже спокойно почивали в такой поздний час. – Михаил Павлович, может, я пойду тогда?
– Посиди еще со мной немного, – попросил Поливанов. – Со мной это первый раз приключилось. А заплатить я тебе заплачу, ведь ты же не виновата, что так получилось. Форс-мажорные обстоятельства…
Он, наверное, думает, что я очень расстроилась?
– Михаил Павлович, вы за кого меня принимаете? – ответила я строго, как старшая медсестра. – Я бы в любом случае никаких денег не взяла. Вам не кажется, что это для меня оскорбительно?
На самом-то деле я и сама не знала, взяла бы деньги при другом развитии событий или нет, но тон выдержала надменный.
– Свет, не обижайся. Сама понимаешь, в каком я сейчас состоянии, – пробубнил Поливанов, волшебным образом превратившись в человека.
В этот момент мне пришла в голову мысль, что секта скопцов кое-кому была бы пользительна. Но надо было говорить пострадавшему какие-то другие слова.
– Мужской организм – вещь очень тонкая и деликатная, – стала я заговаривать свежую рану. – Это только говорится про сильный пол. На самом деле это только бравада. Такая, например, история. В студенческие времена мужа моей подруги забрали в армию. Она его честно ждала, как настоящая солдатка времен Великой Отечественной. Наконец, его демобилизуют, он возвращается, повзрослевший, погрубевший, с сержантскими погонами и усами. А уходил в армию совсем еще «зеленым» мальчишкой. Ленка, это моя подруга, влюбилась в него во второй раз. Еще бы! Настоящий мужик, откуда ни возьмись… Встреча, застолье, бурная радость, счастье. Наступает ночь. После долгой разлуки супруги в одной постели. Ленка в предчувствии африканских страстей, а у мужа ничего не получается. Оказывается, дембеля, и муж ее в том числе, себе в крайнюю плоть вживляли шарики и ролики, причем в полевых антисанитарных условиях. Думали доставить женщинам на гражданке неземное блаженство. Ленка своего мужа чуть не задушила в постели, как гуннского вождя Атиллу. Потом водила его к врачу за ручку, лечила…
– Вылечила? – спросил с надеждой в голосе Поливанов.
– Вылечила, – ответила я. – И за это опять получила того же неуверенного мальчика, только с усами.
– Съезжу-ка я тоже завтра к Фишензону, – задумчиво проговорил хозяин. – На всякий пожарный. Доктор он хороший, может, массаж какой пропишет или вакуум?
Дети хороши, когда спят (но это не про мою Дианку!), а мужчины – когда облажаются в постели. Куда подевался наглый самоуверенный мужлан? Откуда в этом кресле вдруг очутился тихий и трепетный человек?
– Чехов ведь тоже был доктором? – спросил меня Поливанов, видимо, решив поменять тему разговора.
– И Булгаков, и Вересаев, – ответила я.
– И Розенбаум, – добавил хозяин. – А какие русские писатели, по-твоему, Светлана, хорошо пишут?
Без мужского начала Поливанов превратился в совершенного ребенка. Даже вопросы стал задавать неожиданные, детские.
– Ну… Достоевский, Толстой, Тургенев, Бунин, Набоков…
– Как ты сказала? Нагибин?
– Набоков, – поправила я.
– Сможешь с ним связаться?
– То есть как связаться?
Что-то я перестала понимать своего хозяина. Словно он был потрясен серьезным ударом в голову на боксерском ринге.
– По электронной почте, телефону. Не знаю, через издательство… Он, правда, хорошо пишет?
– На мой взгляд, лучше всех. Но я к нему очень пристрастна.
Услышав о страсти, Поливанов тяжело вздохнул. Надо мне быть повнимательнее, чтобы не усугубить душевную травму. Или наоборот?
– Я думаю, на телевидение надо позвонить, – продолжал рассуждать хозяин. – Он же там работает, программу делает.
У сивого мерина начался бред одномастной кобылы!
– Кто?! – воскликнула я, уже начиная всерьез опасаться за его здоровье. Может, для мужчин такие фиаско действительно сродни всемирной катастрофе?
– Набиев. Дмитрий Набиев, – ответил Поливанов. – Не знал, что этот шоумен еще и талантливый писатель. Думал, он только «Чужие окна» ведет, мерзавцев и извращенцев в студии собирает, баб классно играет. А он еще книжки пишет, оказывается.
– Серьезно? Никогда не слышала, – призналась я. – И хорошо у него получается? Вы читали?
– Ты что, издеваешься! – закричал на меня хозяин, видимо, быстро выздоравливая. – Ты же сама только что сказала, что это твой любимый писатель!
– Я вам про Набокова…
– Ты совсем запутала меня, путана какая-то. Короче, надо позвонить твоему Набокову. Он мне срочно нужен.
– Во-первых, он никогда не работал доктором, – довольно грубо ответила я. – Во-вторых, Владимир Владимирович Набоков умер в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году.
– Скажи пожалуйста! – удивился Поливанов. – Тоже ведь Владимир Владимирович! Надо будет почитать…
– Прочтите для начала «Лолиту».
– Так это он написал? Век живи, век учись, – продолжил удивляться Поливанов. – Надо будет почитать Владимира Владимировича.
Я была уверена, что теперь он имя и отчество Набокова никогда не забудет, а может, даже почитает.
– Так чего ты тогда мне тут впариваешь?! – Поливанов опять повысил на меня голос. – Набоков умер давно, а ты мне его рекламируешь. Ты бы мне еще Лермонтова вспомнила, – пошутил он. – Из живых-то кто-нибудь есть? Книжки же пишутся, в магазинах что-то продается?
– Есть, конечно, писатели… А вам зачем? Хотите почитать?
– Чукча – не читатель, – назидательно произнес Поливанов. – Чукча – сам книга. Нужен мне писатель хороший, чтобы написал про меня душевно, а народ прочитал и понял, за кем в этой стране будущее. Ты же специалист, изучала современную литературу нашего Отечества. Вот и подскажи мне, кто это дело потянет лучше других.
– Может, лучше журналист?
– Какой журналист! – Поливанов даже вскочил с кресла, но тут же упал обратно. – Ты думаешь, я не знаю этих писак?! Что они умеют? Съехидничать, передразнить, сбрехать… А мне нужен автор, чтоб за душу брал, как детский писатель Бианки. Как он про муравьев и кузнечиков писал! Мне бы так про человека… про меня то есть. Думай, Светка! Дело это важное!
– Может, Катерина Камская…
– Это же певица!
– Нет, писательница. Или Лидия Петрашевская?
– Светка, давай без баб. Знаю я их! Размажут сопли там, где надо обухом по голове.
– Тогда, может, Аполлон Селезнев?
– А что? Хороший писатель? Что написал?
– Много всего. Он ни одного жанра не пропускает в своем творчестве, везде отмечается струйкой, то есть строчкой. Романы, повести, рассказы, эссе, сказки, стихи… Лауреат премии «Перо Гамаюна», – вещала я, словно экскурсовод провинциального литературного музея. – Мне, например, запомнился его фантастический роман «Армия Трясогузки».
