— Никогда не думала так. Ты не рискуешь мной, ты сохраняешь нашу жизнь. Меня защитят полицейские.
— Знаешь, Ленка, ты — святая.
Он сел рядом, но не обнял меня, а наклонился вперед, опершись локтями о колени и соединив ладони на уровне лица, так что большие пальцы касались его длинного носа, и сказал:
— Они велели нам прощаться.
На какой-то момент я перестала быть святой и подумала, что сегодня он воспользовался мною в последний раз. А я получила его на неделю в качестве оплаты за услугу. На какое-то мгновение боль так вонзилась в сердце, что я прикусила себя за руку, чтобы не застонать. Он смотрел перед собой и не видел моих терзаний. Но интуиция на мгновение раньше подсказала мне слова Мира:
— Черенок и сам знает, что, убив тебя, ничего не добьется. Я все равно не уступлю.
И только меня уже закопают! Как ни странно, но бессмысленность своей смерти успокаивала.
— Значит, потом они убьют тебя, — немного мстительно ответила я.
— Встретимся в раю, — констатировал мой оптимистичный муж.
Собственно, на том и порешили.
На следующее утро мне запретили выходить из дома. Миру надо было срочно уехать по делам. В спальне стоял факс, валялась куча бумаг, работал перенесенный из кабинета компьютер. После завтрака я пошла в ванную, приняла душ, оделась, подкрасила глаза, немного повертелась перед зеркалом и открыла дверь…
Позже я узнала, что полицейских, дежуривших у ворот нашего дома, бандиты застрелили. Обоих патрульных, да так быстро, что они не успели сообщить о нападении в жандармерию. Погони за похитителями не было в течение трех часов, пока на дежурство не приехала новая патрульная машина.
А в тот момент кто-то, обладающий адской силой, схватил меня за горло. Другая злая рука вцепилась в волосы, потянула вправо и вниз, а в левую сторону шеи впилась игла. Я вырубилась, не успев ничего понять.
Потом был кошмар. Несколько раз, приходя в себя, я чувствовала, что умираю, потом опять проваливалась в темноту. Болели руки с внутренней стороны, возле локтей. Болело все тело.
Последний раз я очнулась в машине и сразу безошибочно поняла — мы в России. Автомобиль явно назывался «жигулем», дорога явно вела в тьмутаракань.
— Она очнулась, — сказал мужской голос рядом со мной.
— Уколи вот это, прямо через одежду, в ногу, — последовало указание с переднего сиденья, и у меня над головой проплыл шприц.
В ногу болезненно вонзилась толстая иголка, и на этот раз я не успела подумать, что и шприцы отечественные.
Потом была комната с окном, но в окне ничего не было. Оно было закрашено масляной краской. Так закрашивают окна в туалетах общественных зданий — школ, больниц.
Самочувствие оставляло желать лучшего. Тошнило, голова была налита свинцом, руки и ноги не подчинялись.
«Может, я связана?» — мелькнула мысль. Но нет, меня связала слабость, а не веревка.
В комнате горела яркая лампочка, кроме кровати и тумбочки мебели не было. Стены гладкие, со светлыми обоями, потолки высокие. Я вспомнила «Жигули» и подумала, что меня перевезли на родину. Видимо, скоро все будет ясно. Кроме того, меня не убили. Не пытаясь встать, я осматривалась, вспоминала, пыталась представить себе дальнейшие действия похитителей. Удивительно, но страха не было. Сначала, в момент нападения, я просто не успела испугаться, а теперь была слишком измучена физически, чтобы чувствовать хоть какие-то эмоции.
Это сделал Мирзоев, и я в России. Пока все, что знаю.
Скрипнула дверь, и в комнату вошел человек в ярком тренировочном костюме. Так одеваются обеспеченные русские в неофициальной обстановке. Спортивный костюм у нас не означает увлечение спортом, он означает, что у его хозяина есть деньги и он не донашивает потерявшие вид вещи дома. У вошедшего были узкие глаза-щелочки и скуластое лицо. В руках он держал небольшой черный коробок и пластмассовое ведро. Я узнала Черенка.
— Доброе утро, Елена Борисовна. Как спалось?
— Спасибо, чудесно, — ответила я чуть хрипло, но бодро и стала потихоньку подниматься. Вскоре мне удалось сесть на кровати.
Он посмотрел на меня чуть внимательнее. А я попыталась понять, что же он собой представляет.
Не надо думать, что я вот так просто занялась всесторонним анализом личности преступника. Я не произносила про себя длинные монологи, пестреющие научными терминами. Я осмысливала свое положение подсознательно. Выводы приходили позже или в момент угрозы жизни. Думаю, что у каждого из нас есть инстинкт противостояния. Он позволяет нам держаться при виде опасности до последнего, не только чтобы выжить. Он сродни охотничьему инстинкту, только действует, наоборот, когда мы становимся жертвами. Инстинкт противостояния подсказывает нам, где нужно хитрить, где угрожать, где прикинуться мертвым, чтобы сохранить свое достоинство до последнего. Этот инстинкт полностью отсутствовал у меня в отношениях с Миром и проявился сейчас, при встрече с врагом, с удесятеренной силой.
— Вот, Елена Борисовна, мы и встретились с вами. Вы не бойтесь, мы не будем мучить вас, если, конечно, ваш муж и вы подпишете то, что мы вам предлагаем.
— Что это?
— Документы о продаже совместного предприятия «Лоза».
Ну да! Я же совладелица «Лозы». Мир что-то такое говорил — без моей подписи никакие сделки недействительны. В офисе у меня даже было факсимиле, которым пользовался Мир, чтобы не звать меня лишний раз. Тем более что все равно он принимал решения.
— Что с моим мужем?
— Он в порядке. Хулиган только. В полицию настучал! Переполошил всех. Зачем? Вы скажите ему, что теперь здесь, в России, работать будем. А милиция уже наша.
Я позволила себе усомниться в последнем утверждении, памятуя, что Мирзоев сам только отсидел. Он подошел поближе.
— А как я ему это скажу?
— По телефону.
— А если он меня не послушает?
— Послушает! Сначала получит ваше фото, потом пальчик, потом ушко, потом еще что-нибудь…
— Какую фотографию? — снова спросила я.
— Очень красивую, — ответил Черенок и наотмашь хлестнул меня по лицу. Я упала с кровати, больно ударившись лбом об угол стоявшей рядом тумбочки. Кровь полилась в три потока из разбитого лба, из носа и из рассеченной губы. Я обалдела от неожиданности и боли. Инстинкт противостояния повелел мне улыбнуться.
— Однако женщин вы не любите. — Кровь и вздувающаяся губа мешали мне говорить членораздельно, но я вытерла рукой рот и продолжила: — Так поступают импотенты.
Я подняла голову. Черенок помедлил несколько секунд, будто соображая, что это такое он услышал, а потом с силой ударил меня второй раз. Теперь ногой по правому боку. Это уже были не шутки. У меня перехватило дыхание, сердце вскинулось и замерло. Я потеряла связь с действительностью, полностью оказавшись во власти своих внутренних ощущений. Секунду внутри меня была абсолютная тишина — ни дыхания, ни сердцебиения, ни тока крови. Потом — вспышка, которая ворвалась откуда-то снаружи, гулко упало и забилось сердце, я смогла выдохнуть и услышала шум крови в ушах.
