Прошлой ночью, приехав домой, она несколько удивилась, увидев, что с коттеджем ничего не случилось. Все было на месте. Оливия позвонила Заку, и они поговорили около минуты, даже меньше, и, повесив трубку, она почувствовала облегчение.
Было рано, около шести, но Оливия не могла заснуть. Ее одолевали мысли о Заке, Кайле и том маньяке, что пытался выжить ее из города. Оливии хотелось поскорее отправиться в город, чтобы там встретиться с Перл и узнать, может ли она быть координатором конкурса, если одна из конкурсанток – ее дочь, однако вспомнила, что сначала ей нужно дождаться Джоанну. К тому же городская ратуша наверняка открывается не раньше десяти.
Оливия приняла душ. Подставляя тело горячим струям воды, она вспомнила Зака, и ей тут же вновь захотелось заняться с ним любовью. Она понятия не имела, произойдет ли это еще раз и если да, то чем все это закончится. Ей еще не приходилось быть с мужчиной, у которого имелась любовница. Это было против всех ее правил.
Нельзя заводить интрижку с мужчинами, у которых уже есть женщина. Случайно – это одно дело. Но ведь Оливия знала, что у Зака есть Марни. Зак поступил правильно, по крайней мере по отношению к Оливии, рассказав ей про Марни. Оливии следовало уйти. По крайней мере не нужно было выпускать ситуацию из-под контроля.
Может быть, она и упрощала ситуацию сейчас, но ей казалось, что то, что произошло прошлой ночью, относилось больше к истерии, чем к романтике. То, что произошло, было потрясающим, то, через что они прошли прошлой ночью с Кайлой, – удивительным. Но в любом случае второго раза не будет. Она не может спать с Заком, пока он встречается с другой женщиной.
Договорившись сама с собой по этому поводу, Оливия оделась и приготовила себе кофе. Она пила его, наблюдая за тем, как стрелка часов неумолимо приближалась к восьми. Но восемь часов наступили и прошли, а звонка в дверь все не было. В восемь двадцать, когда Оливия уже собралась выходить, решив завезти чеки к Джоанне в магазин, в дверь наконец-то позвонили. Джоанна, не говоря ни слова, протянула руку. Оливия отдала ей чеки, подписала форму, и женщина ушла прежде, чем Оливия успела пожелать ей доброго утра.
Закончив все дела с Джоанной, по крайней мере то, что касалось завещания, Оливия направилась в ратушу. Проходя мимо актового зала, она не удержалась и прошлась по сцене, на которой много лет назад стояла за кафедрой и читала свое эссе о человеке, больше всего повлиявшем на ее жизнь. Она написала о своих сводных сестрах. Маленькая девочка, возможно, сестра одной из конкурсанток, встала и сказала: «Ее нужно дисквалифицировать, потому что она написала не об одном человеке, а о двух!» Но председатель жюри встала и сказала: «Поскольку сводные сестры являются сестрами лишь наполовину, то вместе они как раз составляют одного человека, а потому вполне подходят к данной теме». Девочка фыркнула и села.
Это была правда: Аманда и Айви больше всех повлияли на ее жизнь, даже несмотря на то что они виделись всего лишь по три раза в год: во время двухнедельных каникул в Мэне, пару раз на каком-нибудь обеде по случаю чьего-нибудь дня рождения и на каком-нибудь празднике.
«Хотя про нас и нельзя сказать, что мы очень близки, – написала она тогда, – мои сводные сестры, Аманда и Айви, оказывают самое большое влияние на мою жизнь, поскольку я стараюсь сделать все, чтобы они могли гордиться мной. Они, наверное, не знают, да и не могут знать, но я хочу, чтобы за то краткое время, что мы проводим вместе, Аманда заметила, что я такая же добрая и сострадательная, как она. И я хочу, чтобы Айви увидела, что я столь же умна и любознательна, как она. Мне хочется, чтобы они поняли, что во мне есть внутренняя красота, как и в них…»
Оливия улыбнулась, вспоминая день, когда читала эссе. Аманда и Айви не слышали ее, они не пришли на конкурс. Не пришел и отец. Оливия была единственной конкурсанткой, у которой в зале не было родственников, и, возможно, единственной победительницей за всю историю конкурса, которую не поздравляли родственники, когда ее имя было объявлено. Сестры не пришли, потому что тогда они еще не были так близки. Их отношения были натянутыми, а масла в огонь подливали матери. Хотя к матери Аманды, доброй и отзывчивой женщине, это не относилось.
Аманда выросла на окраине Нью-Йорка в крошечной квартире, и ей всегда казалось, что сестры смотрят на нее сверху вниз, особенно Оливия, хотя это было не так. А мать Айви с самого рождения забивала дочери голову рассказами о том, что она единственная законнорожденная дочь Седжуика и потому заслуживает особого отношения, не такого, как внебрачные дети. Некоторые из этих речей Оливии довелось слышать самой.
Поэтому девочки не могли вырасти дружной семьей. Даже сейчас они не были особенно близки. Но они к этому стремились. Во время чтения завещания они почувствовали, что между ними существует связь, несмотря на то что матери Оливии и Айви настаивали на том, чтобы их дочери получили львиную долю наследства. Как только работа Айви перестанет быть такой напряженной, а Аманда вернется домой после медового месяца, Оливия попробует устроить встречу с ними.
«Если я доживу до этого момента», – подумала она. Дверь в зал неожиданно захлопнулась.
Оливия поспешила к ней и нажала на ручку, но безрезультатно: дверь кто-то запер.
Оливия стала колотить в дверь руками и звать на помощь.
Прошло пятнадцать минут, прежде чем Перл открыла ей дверь.
– Как вы умудрились запереть себя? – спросила она. – Впрочем, не важно. Я вечно задаю глупые вопросы. Надеюсь, вы пришли, чтобы сказать, что согласны стать координатором конкурса!
– Я бы с удовольствием приняла это предложение, – призналась Оливия, когда они шли по коридору к офису Перл. – Но мне следует уведомить вас о серьезном конфликте интересов.
Глаза Перл расширились.
– Конфликт интересов? Что же это может быть? Не можете же вы быть родственницей одной из конкурсанток? Чья-нибудь тетя или двоюродная сестра?
– Вообще-то, – сказала Оливия, – я мать одной из конкурсанток.
Перл замерла на месте.
– Мать, – повторила она. – Чья?
– Кайлы Арчер.
– Понятно, – сказала Перл, – в конце концов, она единственная девочка в городе, которая росла без матери. – Она помедлила и затем прикусила губу. – Вы были за границей или?..
Оливия покачала головой.
– По правде сказать, Перл, – начала она, сочтя ужасную правду лучшим объяснением, – я родила Кайлу, когда мне было шестнадцать. Отец отослал меня в дом для беременных подростков и подготовил все необходимое для усыновления. Только он не стал его устраивать. Мне же сказали, что девочка родилась мертвой. Только это не так.
