Он старался успокоиться, но все равно ужасно нервничал, пожалуй, даже паниковал.
«Все кончено, – говорил он себе. – Они аннулируют твой брак с женщиной, которую ты любишь. И больше ты никогда до нее не дотронешься…»
Тристан все шагал и шагал; когда же наконец на город опустилась ночь, он со вздохом повернул к дому.
Софи лежала на боку, упорно глядя на полог кровати.
Утром суд выслушает претензии Гарета, и она сейчас впервые в жизни чувствовала себя совершенно бессильной! А ведь принимать решение следовало бы именно ей! Только ей и мужчинам, которых она любила! Но вместо этого их судьбы теперь в руках суда, который будет рассматривать одни лишь факты и принимать решение, основанное на законе. А где же чувства, эмоции? А где все то, что имеет значение?!
Гарет подал иск, не посоветовавшись с ней. И в тысячный раз за последнюю неделю она гадала: как он мог сделать это, не поговорив с ней, не выслушав ее мнения? Она не привыкла, чтобы с ней обращались так, будто ее мысли ничего не значат! Тристан, например, был весьма влиятельным человеком, часто принимавшим серьезные решения. Но он всегда прислушивался к ее мнению. Что ж, возможно, он избаловал ее.
Софи вдруг вспомнила первые дни после отъезда Гарета – когда обнаружила, что беременна, предоставлена самой себе и страшится, что Гарет никогда больше не вернется. Только теперь она страшилась, что Тристан больше никогда к ней не вернется.
Перевернувшись на спину, она закрыла глаза и попыталась заснуть. И долго лежала так, пока не принялась ворочаться с боку на бок. Сон так и не пришел. Наконец она поднялась, дрожа от холода, который не могли прогнать даже шесть одеял, под которые она забралась.
Софи налила бокал вина и выпила залпом. Огонь в камине погас, и она накинула шерстяной плащ, намереваясь найти того, кто снова разожжет камин. Она подошла к двери, открыла ее и вышла в темный коридор.
Было очень поздно, и в доме все спали. Ни звуков, ни движения. У нее тут же замерзли ноги.
– Софи!..
Она вскрикнула от неожиданности, затем шагнула на голос. Из-за угла вышел Тристан, как всегда безупречно одетый – в белой рубашке с распахнутым воротом и в облегающих брюках. Он откинул со лба влажные волосы, но непокорный черный локон тут же упал ему на бровь, почти скрыв один глаз.
Тристан приблизился к ней, и она поняла: он только что пришел с дождя. И было ясно: если он сделает еще хоть шаг, они прижмутся друг к другу.
Но он не прикоснулся к ней. Внезапно остановившись, тихо сказал:
– Мне не хватало тебя, любимая.
Тристан пристально смотрел на нее, и трудно было ошибиться в значении взгляда его карих глаз. Он страстно желал ее!
Наконец он шагнул к ней, молча положил руку ей на плечо и слегка подтолкнул к двери спальни.
Как только они вошли и дверь захлопнулась, Тристан развернул жену лицом к себе, прижал к стене и стал стягивать с нее плащ.
«Наконец-то!» – мысленно воскликнула Софи. От его прикосновений ей стало трудно дышать.
– О, Тристан, – простонала она, – Тристан…
Но больше ничего не успела сказать, потому что он впился жадным поцелуем в ее губы. И она подчинялась каждому его безмолвному приказу – желала, чтобы он был грубым и настойчивым.
Несмотря на влажную от дождя одежду, Тристан был горячим, и его жар, проникая сквозь ночную рубашку, опалял Софи. Впервые за весь день ей стало тепло.
Она вытащила полы его рубашки из брюк и стала гладить грудь мужа.
А он принялся целовать ее шею и плечи. Она прижалась к нему и пробормотала:
– Я хочу дотрагиваться до тебя.
– Да, Софи, да… Дотронься до меня.
Она начала возиться с пуговицами его брюк. Расстегнув последнюю, спустила брюки с узких бедер мужа, и он, стащив их, отбросил в сторону. Так же он поступил и с рубашкой. Софи сама стянула ночную сорочку, и Тристан тотчас снова прижал ее к себе.
«Неужели это я всего несколько минут назад тряслась от холода?» – промелькнуло у нее. Сейчас она горела как в огне, и потушить его мог только Тристан.
– Держись за меня, – прохрипел он.
Она обхватила его руками за шею и прижалась к нему всем телом. А он вдруг приподнял ее и прошептал:
– Обхвати меня ногами, любимая.
Она тут же исполнила его просьбу.
– А теперь, милая, впусти меня.
Софи сжала его набухшую плоть и едва не застонала как от ожога.
– Быстрее же, Софи, – прохрипел Тристан.
Она подвела его возбужденную плоть к своему лону, но он отчего-то не решался сделать последнее движение; казалось, боялся вонзиться в нее.
– Возьми меня, Тристан! – прошептала Софи.
И все же он медлил. Лицо его исказилось словно от мучительной боли.
– Пожалуйста, Тристан! Ты мне нужен. Пожалуйста, пожалуйста…
Тут он наконец-то вошел в нее, и оба тихо вскрикнули. И каждый раз, когда Тристан вонзался в нее, Софи стонала и тихо всхлипывала. Наконец-то он овладел ею, наконец-то сделал своей!
И вдруг все закончилось. Тристан на миг замер, а потом излился в нее. Через несколько секунд и она, содрогнувшись, затихла в блаженстве.
Какое-то время Тристан не двигался, не выходил из нее. Потом наконец шевельнулся и поставил жену на пол. После чего снова прижал к себе и прошептал:
– Прости, любимая.
Она еще крепче обняла его, а он добавил:
– Я совершенно потерял контроль над собой. Мне так жаль…
Софи поцеловала его и ответила:
– Тебе не за что извиняться. Мы ведь оба потеряли контроль над собой.
Минуту спустя Тристан подхватил ее на руки и отнес к кровати. Уложив на постель, сам лег сверху. На этот раз он был нетороплив, и прошло довольно много времени, прежде чем он снова излился.
Наконец, совершенно обессилев, Софи крепко заснула, согревшись впервые за несколько дней.
Проснувшись, она потянулась к мужу, но его уже не было с ней рядом.
Тристан открыл дверь гостиной и увидел, что Софи, Фиск и Гарет пьют чай. С первого взгляда атмосфера казалась вполне дружеской, но уже через несколько секунд Тристан почувствовал напряженность, внезапно заметив Энсли, сидевшего в кресле спиной к двери.
Оказалось, что Энсли уже вернулся из суда. Черт возьми, а ведь он, Тристан, еще не получил известий от Гриффитса!
Тут Фиск поставил фарфоровую чашку на серебряный чайный поднос и встал. Выглядел он прекрасно; на нем был кремовый жилет в тонкую полоску и с золотыми пуговицами, а из карманчика свисала золотая цепь часов. На ногах же мистера Фиска были сверкающие низкие сапоги.
