– Ты. Грёбанный. Сукин. Сын. – отчеканил он, положил трубку, спустился на Куинс-гейт и поймал такси.
После ещё пары бокалов у Дорис случился приступ сентиментальности. Она мечтательно улыбалась, глаза затуманились воспоминаниями.
– И опять-таки про крышу. Самая крутая крыша у меня была, когда мне стукнуло пятнадцать.
Тут в паб вошли двое футбольных фанатов в тартановых штанах и беретах. Дорис сказала:
– О, боже, это Хаки Мак-Такли.
– Кто?
– Шотландцы. Идут с игры.
– Почему ты называешь их Хаки Мак-Такли?
– Это они так разговаривают. Сваливаем, пока они сюда не понабивались. Если ихние выигрывают – они напиваются и начинают буйствовать. Если проигрывают – то напиваются и буйствуют ещё сильнее. Некоторым девочкам без разницы, а я с такими не пойду. Вот когда валлийцы приезжают в Твикенгем – это другое дело. Всё, что им нужно – выпить, спеть и достать женщину. Если они выигрывают (а так обычно и бывает, слава Богу) – праздник у всех проституток к западу от Холборна.
Эбботт уже не слушал, он сконцентрировался на следующей проблеме. Кажущейся неразрешимой.
Фрэнк Смит прижимал её к себе. Она всхлипывала и дрожала. Она кинулась к нему, как только он вошёл. Он крепко обнимал её и только сейчас начинал понимать, как любит эту женщину. И что давно уже любил её. Это не было явленным свыше откровением. Просто чувство, всплывшее откуда-то из сумрака.
– Если б ты только знал, что они делали… Если б ты знал…
Он не нуждался в описаниях. Молчал и утешал, как испуганного ребёнка.
– Не плачь, – мягко сказал он, – Не стоит радовать этого подонка.
К его удивлению всхлипы затихли, потом прекратились совсем.
– Я беру тебя с собой. Иди, собери сумку.
Она вышла в спальню, оставив его с Шеппардом, Беттс и людьми из спецотдела.
Он старался держать себя в руках, но бешенство трясло его, перехватывало горло. Стучало в висках. На тумбочке соблазнительно стояла бронзовая фигура. Фрэнк отстранённо прикидывал, успеет ли он проломить ею череп Шеппарду, до того, как его остановят.
Он наконец справился со спазмом и выдавил:
– Я тебя достану. И тебя, и эту тварь.
Шеппард криво ухмыльнулся:
– Если мы достали Эбботта – кому интересно – как.
– Если вы его достали. Если.
– Это уже формальности, – Шеппард показал на спальню, – И именно она помогла заманить его. Сказала ему, что всё чисто, и что он может возвращаться.
– Сказала – что?
– Что он может возвращаться.
У Смита вырвался внезапный смешок.
– Не верите? Вот, послушайте, потом будете смеяться.
Шеппард включил магнитофон и прокрутил запись разговора между Джоан и Эбботтом.
– Вот. Что скажете?
– Забавно. Весьма забавно. Никогда бы не поверил.
Тут его снова разобрал хохот. Потом он заметил в дверях спальни Джоан.
В такси она опять оцепенела. Фрэнк обнял её за плечи. Постепенно она стала отходить и даже улыбнулась ему.
Потом спросила:
– А что тебя так рассмешило?
– Вспомнил одну забавную историю.
– Забавную историю?
– Очень забавную. Шеппарда она бы просто убила.
Она выпрямилась и посмотрела ему в глаза:
– Ты что-то знаешь, да?
– Знаю. Забавную историю. Про SOE.
– Про что?
– Управление специальных операций. Во время войны я помогал им налаживать эвакуацию лётчиков, сбитых над оккупированной Францией. Их переправляли по цепочке явочных квартир до швейцарской или испанской границы. Иногда гестапо удавалось обнаружить одну из таких квартир. Тогда они просто наблюдали за ней, поджидая следующую партию.
– Не очень похоже на забавную историю.
– Так вот, специально для этого мы изобрели поразительно простой код. Ты просто говорил нечто противоположное тому, что хотел сказать.
– Не понимаю, что ты хочешь сказать.
– А по-моему очень даже понимаешь. Но давай приведу пример. Правило было такое: перед визитом на явочную квартиру ты звонил туда, представлялся старым другом и спрашивал, удобно ли будет зайти к ним. Если тебе отвечали, что-то вроде: «Конечно, заходи прямо сейчас» – ты мог быть уверен, что гестапо уже там и держит их за горло.
Долгое молчание.
– Разве не смешно?
– Ричард, – сказала Джоан, – не был на той войне. Он не настолько стар.
– Знаю. На войне был я. А самое смешное, что об этом коде Ричард узнал от меня.
Как всё началось, он не заметил. Скорее всего, кто-то сказал что-то, а кому-то это что-то не понравилось. Оно всегда начинается так.
Дорис уже ушла, да и он сам собирался – когда всё рвануло. В эпицентре оказалась толпа Хаки Мак-Таклей, не хуже смерча затягивающая в орбиту насилия всё и всех.
Эбботт стал пробиваться к выходу. Последнее, чего ему хотелось – участвовать в массовой драке, с последующим разбором в полиции.
Он осторожно обогнул кипящую свалку, игнорируя случайные удары, в том числе и прямой – в зубы. Ему почти удалось добраться до двери, когда на него налетел мужчина с залитым кровью лицом и торчащими из него осколками стекла. Эбботт отодвинул его в сторону, но тот споткнулся и полетел на пол, не отпуская Эбботта.
Потом на него прыгнул здоровенный шотландец, ухватил за волосы и принялся бить головой об пол. Эбботт дотянулся до его мошонки и сжал кулак. Шотландец издал сдавленный стон и отключился.
К тому моменту, когда Эбботт поднялся на ноги, в дверь с гиканием и улюлюканием ломились новые Хаки Мак-Такли, чьи встроенные радары безошибочно вели их к новым неприятностям. По пятам за ними шла полиция.
Дорога наружу была отрезана, так что требовалось быстро найти выход – либо быть арестованным за компанию.
Эбботт поднял стол, отправил его в огромное окно-витрину и выскочил вслед за ним – прямо в лапы полисмену. Тот отработанным движением развернул его и заломал ему руку. Эбботт расслабился, а потом всадил ему каблук под коленную чашечку. Полисмен хрюкнул и осел. Ещё один полисмен предпринял попытку оставновить его, Эбботт сбил его с ног и бросился удирать.
Он оказался на Лексингтон-стрит, пересёк Бродвик-стрит, и на Поланд-стрит перешёл на шаг. На углу Грейт-Марльборо-стрит он взял такси и назвал первый пришедший в голову адрес.
Откинувшись в сидении, он наконец смог оценить потери. Разбитая губа, порез в три-четыре дюйма на левой руке. Должно быть на осколок нарвался, когда прыгал в окно. Распаханный рукав уже пропитался кровью от запястья до локтя. К счастью, артерию не задело.
Он попытался усесться прямо, но от кровопотери кружилась голова. Пришлось снова откинуться и несколько раз глубоко вдохнуть. Головокружение прошло. Ещё бы чёртова рука перестала кровить.
