Мои размышления, от которых я уже готова была прийти в отчаяние, прервал Стас, вошедший неслышным шагом в комнату и остановившийся у дверей. Если бы он не кашлянул, я бы его и не заметила. Военная выучка.
Обернувшись, я посмотрела на него без всякого удовольствия. Он стоял, не без изящества прислонившись к дверному косяку, и тоже смотрел на меня отнюдь не с любовью во взоре.
— Ну, и что мне с тобой делать? — спросил он угрюмо и почесал бровь, разделенную на две неравные части едва заметным шрамом. Я почему-то только теперь заметила этот шрам и уставилась на него. Стас неправильно истолковал мой взгляд и тут же ощетинился:
— Ты думаешь, ты выглядишь лучше после всех этих гонок? Иди посмотри на себя в зеркало. Не девочка уже, чтобы по дорогам носиться.
Ну, это уж слишком! Намекать на мой возраст — это низко! Тем более, что мне никто никогда не дает моих лет. Этот юный нахал, кажется, считает, что ему все позволено!
Я встала на ноги, окинула его ледяным взором и процедила сквозь стиснутые зубы:
— Ну, хватит. Мне все это надоело. Я ухожу. У меня, между прочим, завтра рабочий день… То есть уже сегодня. И выспаться не удастся!
— Сядь, — посоветовал он спокойно. — А еще лучше — ложись вон там, на кушетке. Я тебя разбужу, когда это будет необходимо. Про работу на время забудь. Ничего с твоей газетой не сделается.
Не успела я придумать достойный ответ, как этот наглый тип повернулся на каблуках и исчез за дверью.
Выспаться мне не удалось. Только я задремала, прижимая к груди под майкой папку с завещанием, как чья-то нетерпеливая рука начала трясти мое плечо так, будто собиралась вытрясти из меня душу.
Я застонала и стряхнула отвратительную конечность, однако она тут же снова вцепилась в мое плечо и встряхнула сильнее прежнего. Пришлось просыпаться.
С трудом разлепив тяжелые веки, я с ненавистью посмотрела на склонившегося надо мной Стаса — конечно, кто же еще это мог быть, такой бесцеремонный и жестокий!
— Вставай, — объявил он хмуро. — Тебя к телефону. Этот гад позвонил на мой мобильник. Он знает, что мы вместе. Требует тебя. Вставай и поговори с ним.
Спустив ноги с кушетки, я поморщилась от боли в колене и откинулась к стене, обреченно протянув руку за трубкой. Кто бы знал, как мне не хотелось разговаривать ни с какими искателями наследства!.. А хотелось мне немедленно уткнуться в подушку, проспать часов двадцать подряд, а потом проснуться, принять душ, одеться, накраситься и поехать на работу, в свою любимую газету, о которой я уже успела очень сильно соскучиться.
Стас вложил трубку мобильника мне в ладонь, я поднесла ее к уху и злобно сказала:
— Я слушаю.
— Приветик, сокровище! — развязно хохотнул в трубке тот самый баритон, который я уже слышала после стрельбы в мамулином доме. — В общем, так. Встречаемся в Манхэттене, адрес я тебе скажу. Принеси с собой завещание.
— А на черта ты мне сдался? — невежливо ответила я. — Я совершенно не собираюсь с тобой встречаться. Я спать хочу.
— Встретиться тебе со мной придется, моя прелесть, — голос в трубке неожиданно стал холоден, как стальной клинок. — И завещание твоего дорогого папочки тоже придется отдать. У меня девчонка.
— Какая девчонка? — спросила я машинально.
— Сама знаешь, какая, — опять хохотнул он. — Твоя сводная сестра. Сиротка из Мексики. Бедный ребенок. Пять лет. Хорошенькая, как куколка. И такая же рыжая, как ты. Представляешь?
Сердце у меня сжалось. Не то чтобы я испытывала какие-то родственные чувства к этому чужому ребенку. Я и папашу-то своего никогда не видела, а он наплодил, понимаешь, детей по всему свету, что же мне теперь — о каждом заботиться?!.. Но мысль о том, что маленькая, пусть чужая, девочка находится в руках этого мерзкого типа была для меня невыносима. Я передернулась и прошипела в трубку:
— Говори адрес.
— Умница, — довольно произнес гад. — Сентиментальность, оказывается, ваша фамильная черта. Твой братец Алекс тоже умолял не причинять тебе зла и не трогать ребенка… Даже пытался остановить меня. Пока я его не успокоил.
— Что ты сделал с Алексом, скотина? — крикнула я, неожиданно для самой себя впадая в неконтролируемую ярость. Ну, я уже говорила, что, когда задевают мою семью, я превращаюсь в раненую тигрицу.
В трубке раздался издевательский хохот. Ответа на свой вопрос я не получила, зато, отсмеявшись, гад продиктовал мне адрес в Манхэттене.
— Приходи одна, — предупредил он в конце. — Как во всех порядочных детективах делается. Если попробуешь приволочь за собой кого-нибудь, будешь пенять на себя. А главное — с малюткой тогда непременно что-нибудь случится.
И он бросил трубку.
Видимо, Стас понял по моему лицу, что меня сейчас лучше ни о чем не спрашивать. Поэтому он просто молча наблюдал за тем, как я встаю, пересекаю комнату и направляюсь в ванную, по пути бросив взгляд на часы. Если они не стояли, то сейчас было ровно пять утра. Этот подонок не дал мне поспать и часа.
В ванной я заперлась, разделась и встала под душ. Конечно, о том, чтобы заехать домой переодеться, речи не шло, но, по крайней мере, прохладная вода должна была меня хоть немного оживить. Она и оживила. Почти. Растершись как следует полотенцем, которое я сочла свежим, я натянула свой спортивный костюм, уже не казавшийся мне таким мягким и приятным, надела кроссовки, засунула папку с завещанием под майку и вышла из ванной.
Стас сидел в кухне и ждал меня с чашкой крепкого кофе. И за это я была ему бесконечно благодарна. Пока я пила кофе, он молчал. Я тоже молчала, глядя поверх его головы в начинающее светлеть окно.
— Ты поедешь? — нарушил, наконец, молчание Стас.
Я кивнула, не собираясь открывать рот. На душе у меня было муторно. Во-первых, я просто боялась. А что вы хотите! Я женщина, и мне положено дрожать от страха в разных сложных жизненных обстоятельствах. Во-вторых, я беспокоилась за этого кретина Алекса. Конечно, он не сделал мне ничего хорошего и вообще был порядочной сволочью, но все-таки родственник… В-третьих, я боялась себе представить, какую гадость омерзительный папашин партнер может сотворить с попавшей к нему в лапы маленькой девочкой. И почему-то именно это тревожило меня больше всего. Возможно, во мне взыграл нереализованный материнский инстинкт.
— Я поеду с тобой, — сообщил Стас, допивая кофе одним глотком. — Ты такая дура, что обязательно попадешь в историю.
— Никуда ты не поедешь, — ответила я бесцветным голосом. — Я, конечно, дура, но не до такой степени, чтобы нарушить объявленные условия. Мне было велено приехать одной.
