Я стучу в ее дверь, которая неожиданно тут же распахивается. Билли выхватывает Сораба и несется с ним в комнату, которую Билли и я специально декорировали, как детскую для Сораба. Слегка озадаченная, я закрываю входную дверь и следую за ними. Я вхожу в сине-желтую комнату, чтобы увидеть, как она кладет Сораба в его кроватку, пихает игрушки ему в руки и поворачивается ко мне с перекошенным лицом.
— Что? — спрашиваю я, и она притягивает меня к себе, обнимая так крепко, что я едва могу дышать.
— Эй, — говорю я. — Все хорошо.
Она еще сильнее сжимает меня в своих объятьях, потом через какое-то время отстраняется.
— Не ври мне, пожалуйста.
Я смотрю на нее молча, немного онемевшая от шока, хотя голос ее звучит совершенно нормально, но я вижу слезы, которые бегут по ее по щекам.
— Такое никогда не будет хорошо, правда?
— Конечно, такое никогда не будет!
— Нет, не будет, нет, — бормочет она мрачно.
Я открываю и закрываю рот, пытаясь что-нибудь сказать, но ничего не получается. Просто раньше я никогда не видела Билли такой, и это потрясает меня до глубины души. Она всегда такая сдержанная и полная сарказма.
— Старая крыса наконец-то сдохла. Ты не собираешься рассказать мне про эту аварию.
Я медленно качаю головой.
— Видишь, — говорит она, новые слезы льются по ее щекам.
— Да, но теперь все кончено.
— Кончено? Разве ты не видишь, что это никогда не будет «кончено»? Я молю Бога, чтобы ты никогда не вошла в это долбанутое семейство рептилий.
Я беру ее за руки.
— Но я войду, Билл, я уже там. Я люблю Блейка всем сердцем, и он отец Сораба, — я поворачиваюсь и смотрю на своего сына, который глазеет на нас своим большими, невинными глазами, не плачет, не капризничает, но я понимаю, что что-то не так.
— Ты уверена, что сделала правильный выбор?
На мгновение эти слова, словно шипы впиваются в мое сердце. Я закрываю глаза, а затем открываю и смотрю прямо в лицо Билли.
— Я не могу без него, Билл, просто не могу.
Билли вытирает нос о рукав своей растянутой футболки.
— Разреши мне принести бумажные платки.
— Ты не сможешь. Я использовала их вчера.
— Ох, Билл! Подожди здесь.
Я захожу в ее ванную и отматываю немного туалетной бумаги, когда возвращаюсь в комнату, она продолжает стоять именно там, где я ее и оставила. Я складываю туалетную бумагу в платочек, подношу к ее носу, и говорю: «Сморкайся».
Она только молча улыбается, забирает свернутую туалетную бумагу и шумно сморкается. — Я была так испугана и растеряна эти дни.
— Ну же, давай обсудим это за чашкой чая, — подбадриваю я ее.
— Ладно, — соглашается она и направляется к кроватке, забирая Сораба на руки. Мы все вместе идем на кухню. Она закрывает дверь и ставит Сораба на пол, он сразу же начинает очень быстро ползать по полу.
— Боже мой, ты только посмотри на него, — восклицает Билли, забыв все свои неприятности в данный момент.
Я смеюсь.
— Он меняется с каждым днем. Иногда я просыпаюсь утром, и могу поклясться, что за ночь он подрос.
Я наполняю чайник водой, пока Билли кладет на пол гибкий коврик из пластмассы и бросает игрушки на него. Сораб визжит от радости и быстро движется на коленках в их сторону. В это время Билли подогревает молоко для него, а я кладу пакетики чай в две кружки и заливаю кипятком на три четверти, открываю шкаф, где обычно хранится печенье, но там пусто, тогда открываю холодильник и там такая же картина.
— Хочешь молоко, банкиренок? – слышу я, как Билли спрашивает Сораба.
Он поднимает ручки и машет ими в воздухе.
— Хороший ребенок, — хвалит она, и мягко возвращает его назад на пластиковый коврик, дает ему бутылочку, и удерживает одним пальцем, пока он не захватывает ее обеими руками.
— Ты все это время не покупала никакую еду?
Билли поднимается с пола и поворачивается ко мне.
— Нет, — отвечает она, совершенно об этом не заботясь.
— Хочешь виноградное печенье Сораба?
— Да.
Я вытрясаю из пачки пару, и мы сидим рядом друг с другом за столом.
Наблюдаю как она кладет шесть ложек сахара в чай и угрюмо его размешивает, делает глоток.
— Ну?
И я рассказываю ей все, что знаю.
Она хмурится.
— Во все это немного сложно поверить, не так ли?
— Без сомнения, это намного более сложно для людей, которые слишком высокого мнения о себе, и считают, что все крутится исключительно вокруг них. Разве люди, находящиеся ниже них не должны отвалиться? Но мир крутиться. Когда мы были молоды, нас учили бесспорно принимать за веру то, что нам говорили наши родители и учителя. Они учили нас тому, чему обучили их самих. А что, если они умышленно обучали нас неправильно?
— Окэй, я понимаю, что они хотят отбраковать «дармоедов». Я понимаю, почему они развязывают войны, не из-за того, что продвигают демократию и свободу, а потому, что ведут борьбу за нефть или золото в странах, или за что-то еще. Но почему они отравляют землю, воду и воздух? Разве они не дышат одним воздухом и не живут на этой же самой земле, как мы?
— У меня нет ответов, но я намерена это выяснить.
— Что действительно меня беспокоит на данный момент, насколько безопасно тебе?
Я вздыхаю.
— У меня действительно не было шанса поговорить с Блейком о многих вещах, но одно я знаю точно, если бы Сорабу или мне что-то угрожало, я бы сейчас здесь с тобой не разговаривала.
— Значит Блейк сейчас новый глава империи Баррингтонов?
— Думаю, да.
— А как к этому отнесся его старший брат? Разве он не стоит первым в очереди? И если ему ничего не светит, не будет ли он злиться и чинить падение Блейка?
Я закрываю глаза.
— На этот счет, у меня нет ответов, Билл. Я боюсь, будущее пугает меня очень сильно, но Блэйк не дурак. Он разыгрывает свои карты, держа их в тайне ото всех. Он ни разу не показал мне и даже не намекнул, что знал о том, что его отец прослушивает и ведет видеонаблюдение. Он разрешает происходить всему таким манером, как он задумал, так пусть так и будет.
3.
Я знаю, что Блейк будет дома очень поздно, потому что ему предстоит очень много всего организовать. Телефонные звонки не прекращались, пока я была с ним. Я обещала позвонить ему, когда вернусь в апартаменты, наш разговор очень короткий — он слишком занят. Я вставляю ключ в дверь и ловлю себя на мысли, что теперь это мой дом, место, где я живу своей маленькой семьей.
Столько всего произошло здесь.
Какое-то время я играю с Сорабом, затем кормлю его и укладываю спать, после чего, решаю поесть сама — готовлю жареный сыр на тосте, и съедаю его в одиночку, убираю со стола и из комнаты в комнату брожу по апартаментам, включая свет. Они словно все чувствует и молчат. Этой ночью я не могу выносить никакой груз полу мрака, потому что вижу призраков повсюду и желаю, чтобы Блейк скорее вернулся домой, звонит телефон я хватаю трубку с облегчением.
— Алло.
— Привет, моя дорогая. Я скучаю по тебя, — его голос похож на бархат, который сочится в мое ухо.
— Я тоже очень.
— Что ты делаешь?
— Ничего. Когда ты вернешься домой?
Я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. Столько всего произошло, что я теряюсь и это с трудом умещается у меня голове, в которой роится столько вопросов и опасений. Мы не занимались любовью с той самой ночи в Ритце, и я ощущаю насколько долго он не прикасался к моей коже и не был глубоко внутри меня. Я со всеми этими событиями забыла уже, как мурлыкать, от накатывающей на тебя волны экстаза, поэтому принимаю решение принять ванну, очень долго понежиться в воде, наполненную пузырьками и ароматическим маслом. Я укладываю голову на бортик, стараясь расслабиться.
Все наладится.
Наладиться ли все.
Но у меня не получается расслабиться. Я вылезаю из ванны, насухо себя вытираю, смазываю свою кожу лосьоном, который пахнет медом с примесью авокадо, валюсь в постель, чтобы почитать. Десять, но Блейк до сих пор нет дома. Я направляюсь к холодильнику и наливаю бокал белого вина, может станет лучше, если я поставлю какую-нибудь музыку. Я чувствую себя здесь заброшенной и непривычной, через какое-то время проверяю Сораба, хоть у него все нормально.
