Я ухмыльнулся ему. — О, ты же меня знаешь. Чертов ангел, чувак — сказал я, хлопая его по плечу и направляясь к Волку.
— Как дела Волк? — спросил я, потянувшись за его спину за пивом.
— Странная гребаная вечеринка — сказал он, используя как можно меньше слов, что было в его характере.
Волк думал о многих вещах, и ни одна из них не была связана с разговорчивостью.
— Да. Если бы Репо и около трех дюжин вооруженных психопатов были бы здесь, это было бы похоже на гребаное воссоединение.
— Я понял, — начал Волк, махнув рукой в сторону себя, меня и Рейна. — Не бери их, — сказал он, указывая на Ло и Ричарда Лиона, отца Саммер, кокаинового вора.
— Ну, он ее отец, — пожал я плечами.
— А Ло?
Это была хорошая мысль. — Может быть, Саммер чувствует себя обязанной ей? Ло, действительно, была единственной причиной, по которой мы могли пойти туда и вытащить ее.
Господь свидетель, мы, члены МК «Приспешники», были обязаны Ло и Хейлшторму за большую, чертову услугу в будущем, факт, который почему-то тяготил меня больше, чем Рейна. Я полагаю, он решил, что, что бы это ни было, это будет стоить того, чтобы вернуть женщину, которую он любил.
— Все одновременно? — спросил Волк, обратив на меня свои светлые бездонные глаза. Это был еще один хороший момент. Конечно, для Саммер было вполне логично захотеть увидеть отца. Кроме того, ей хотелось снова увидеть Ло. Она все время приглашала нас с Волком к себе в гости. Но почему вдруг мы все оказались в одной комнате, особенно учитывая, что многие из нас не очень-то ладили друг с другом?
— Не знаю, – ответил я, глядя, как Ло подходит к Ричарду Лиону, словно он не был одним из самых крупных дилеров на восточном побережье. С другой стороны, я видел, как она подошла к безжалостному, бессердечному гребаному торговцу людьми, как будто они делили воскресный завтрак каждый день в течение многих лет.
— Сучка, чувак — сказал Волк, и я обернулся, чтобы увидеть, как он нежно ухмыляется Саммер.
— Правильно, — согласился я, поднимая свое пиво к нему. — Как прошла пробежка? — спросил я, наблюдая, как Ло откинула голову назад и засмеялась над чем-то, что сказал Ричард, ее смех был странным звенящим звуком, который разнесся по комнате.
— Дай мне одну, — сказал Рейн, подходя и указывая на мое пиво.
Я протянул ему одну бутылку и, не удержавшись, ухмыльнулся. — Как, гребаная сбитая киска, ты позволил случиться этой групповухе, брат? — Рейн фыркнул, покачав головой. — Ты и раньше видел, как Саммер лезла из своей задницы из-за всякого дерьма. Она начинает использовать слова, состоящие из шести слогов, и это дерьмо продолжается и день, и ночь, и она никогда не сдается.
— Есть и другие способы отвлечь ее от этого, — предположил я, приподняв бровь. Он понял, что я имею в виду.
— Мужик, я, блядь, пытался. Через десять минут она садится и начинает все сначала. Прикинь, какой от этого может быть вред?
— У Ло к бедру пристегнут пистолет, — заметил я.
— У тебя пистолет за поясом. У Волка есть один на бедре. У Саммер, — многозначительно произнес он, — в сапоге есть один. Не думаю, что мы можем судить.
— А сколько тут блюд? — спросил я, оглядывая все сервировочные подносы (ага, сервировочные подносы… в доме моего брата предводителя МК «Приспешники»), разложенные на кухонном столе, просто ждали, когда на них положат еду.
— Ужин и десерт, — вздохнул Рейн. — Уговорил ее отказаться от четырех блюд.
— Чертовски серьезно? — спросил Волк, опасно близкий к тому, чтобы рассмеяться.
— Серьезно насчет чего? — спросила Ло. Я даже не видел, как она подошла, но она была рядом с Рейном.
Молчание после того, как ее прервали, было ощутимым и неловким, когда Рейн пришел в себя первым, сделал глоток пива и ответил: — Саммер хотела, чтобы это был ужин из четырех блюд. Кстати, — сказал он, поворачивая голову через плечо туда, где, похоже, Саммер и ее отец вели какой-то жаркий спор, — я должен пойти посмотреть, что происходит. — С этими словами он ушел.
Волк посмотрел на меня с тихим дрожащим смешком в груди и сказал: — Ты сам по себе. — Он схватил свежее пиво и отошел, наклонив подбородок к Ло, когда она проходила мимо. — Женщина, — сказал он своим глубоким голосом, прежде чем уйти.
Ло повернулась, чтобы посмотреть ему вслед, и странная легкая улыбка заиграла на ее губах. Когда она обернулась ко мне, и Волк скрылся из виду, она сказала: — Он мне нравится.
— Хочешь подцепить его? — спросил я, делая большой глоток пива. Господи, черт возьми, если бы она просто переспала с одним из мужчин, если бы она просто стала лояльна, тогда я мог бы перестать трахаться, представляя ее обнаженной, скачущей на мне жестко и быстро, ее сиськи подпрыгивают, когда она делает это, ее голова запрокинута назад, когда она стонет мое имя…
Ло хитро улыбнулась мне. — Как бы мне ни нравился этот сильный и молчаливый тип, — начала она, сделав несколько шагов вперед, так что ее грудь была практически прижата к моей, и на какой-то ужасающе жаркий момент мне показалось, что она собирается поцеловать меня. Затем она потянулась ко мне за свежим пивом и отступила назад. Именно тогда я понял, что задержал дыхание и втянул в себя немного воздуха. — Он не предназначен для меня.
— Предназначен для тебя? — спросил я, улыбаясь. — Малышка, мы не говорим о вечности. Мы говорим о сегодняшнем вечере.
Она невозмутимо пожала плечами. — И для этого тоже не годится. И я не твоя малышка.
— О, сладкая, — сказал я, ухмыляясь, влезая в ее пространство, пока она не отступила на шаг, — я могу довести тебя до такого состояния, когда ты будешь умолять меня называть тебя малышкой.
— Ты так уверен в этом, да? — спросила она с тем, что я мог описать только как вызов в ее глазах.
— Да, — согласился я с кивком.
Она сделала шаг назад, заставляя себя прижаться грудью к моей груди и поднять голову, чтобы посмотреть мне в глаза. — Никогда, блядь, этого не случится, Кэш.
Глава 2
Ло
Когда мне было восемь лет, и я сказала отцу, что хочу служить в морской пехоте, как и он, когда вырасту, он сказал мне, что женщины в армии — это не что иное, как обуза или отвлечение внимания, и что это будет холодный день в Аду, когда он позволит своей дочери стать причиной гибели взвода хороших людей.
Когда мне было шестнадцать, я после школы зашла в магазин. Пока я смотрела на фастфуд, вошел мужчина с пистолетом и потребовал денег. Мужчина за стойкой, лет сорока, иностранец, но каким-то непостижимым для меня образом, потянулся к кассе, должно быть, одновременно потянулся и за пистолетом. Он был наполовину поднят в воздух, когда раздался выстрел, и я с полнейшим ужасом наблюдала, как пуля вонзилась между глаз владельца магазина, брызнув невероятно красной кровью из затылка мужчины и разбрызгав ее по всей подставке для сигарет. Его тело зависло на ногах в течение нескольких тошнотворных секунд, прежде чем он рухнул вперед через стойку.
Грабитель, совсем не испугавшись, залез в кассу, взял деньги и скрылся.
Я застыла на месте, когда жена владельца магазина вошла с черного хода, очевидно, услышав выстрел. На какую-то долю секунды она остановилась в дверях, оглядываясь по сторонам, пока ее взгляд не упал на мужа. Она бросилась на его тело с криком, который я все еще слышу, когда ночь становится слишком тихой, крик, который звучал так, как будто с ним, часть ее тоже умерла.
Приехала полиция, приехал мой отец, был проведен допрос. Я отвечала в странном оцепенении, наблюдая, как жену отрывают от мертвого тела мужа, ее тело так сильно дрожало от слез, что казалось, будто у нее припадок.
И я знаю, что в этот момент я с ослепительной ясностью поняла, что никогда в жизни не познаю такой любви.
Это были странные воспоминания, когда ваш разум постоянно переворачивался, особенно если учесть, что прошли десятилетия. Дело в том, что это были два из пяти самых важных моментов в моей жизни, которые изменили мою жизнь и сделали меня той женщиной, которой я стала. Это были воспоминания, которые я изо всех сил старалась запомнить в мучительных ярких деталях, боясь, что если потеряю хотя бы секунду из них, то потеряю неотъемлемую часть самой себя.
