– Я собираюсь выйти замуж, Олег, – сказала она. – Я хочу семью, ребенка, то есть простых человеческих радостей.
– Замуж? За этого?!! – Романец руками попытался изобразить крупную неказистую фигуру Цебоева. – Да ты врешь!! Специально, чтобы меня помучить…
– Нет, Олег. Возможно, тебе трудно в это поверить, но… В общем, я люблю его.
– Нет… Этого не может быть… Ты же совсем недавно любила меня, Милка!
– А ты любил всех женщин вокруг!
– Но он… твой сыщик… он такой же мужик, как и все… Разве что бабы на нем гроздьями не виснут, потому что… В общем, ты и сама понимаешь, почему! Но, уверяю тебя, любой мужчина найдет, где и с кем, помимо любимой жены… Ты уж не обольщайся на его счет. Все мы одним миром мазаны!
– Да пошел ты! – выкрикнула Мила и опять отвернулась от него к окну, на котором так и не опустила жалюзи. В помещении салона стало очень жарко. То ли оно нагрелось от бьющего в окно солнца, то ли разогрели бушующие в нем страсти.
Какое-то время за ее спиной не раздавалось ни звука, потом Романец сказал:
– Хорошо, оставим в покое сыщика. Давай поговорим о твоей ткани.
Мила развернулась. Почему бы не поговорить? В самом деле – может быть, предложить салон ему?
– Ты наверняка слышала, что в это воскресенье в Петродворце состоится большое народное гулянье со всяческими шоу и, в частности, показом моделей Параскевич.
– Да, я знаю об этом, – согласилась она. – И что?
– А то. Освещать сие событие предложено Анастасии Терлеевой из «О’кейной жизни»… Ты ее знаешь…
– Еще бы… Она же моя соседка по двору и… твоя любовница в придачу…
– Мила! У меня нет любовниц!
Лицо Романца выглядело настолько правдиво, что Мила, громко рассмеявшись, проговорила:
– Да ну?!
– Напрасно хохочешь, между прочим! С любовницами обычно бывают продолжительные связи. А у меня их нет ни с кем! Так только, разовые контакты… Потому что для меня ты…
– Оставим это, – перебила его Мила. – Ты что-то начал говорить о Терлеевой и Параскевич.
– Да… – спохватился Олег. – Так вот, Насте заказали восторженную статью, а она собирается написать разоблачительную.
– В смысле?
– Она тоже понимает, что «Фрезия» – это не что иное, как твоя «Ива». Настя сейчас по-тихому занимается журналистским расследованием и кое-что уже нарыла. В общем, готовит крупный скандал, что может помочь тебе наконец здорово продвинуться в мире моды. Те, кто уже собрались делать заказы Параскевич, они… Ну… ты меня понимаешь?
– Понимаю, – кивнула Мила.
– Ну и отлично! Терлеева очень хочет поговорить с тобой, чтобы уточнить кое-какие детали. Ты можешь принять ее для делового разговора?
– Мне ничего не нужно, Олег. Я уже сказала, что собираюсь замуж и…
– Собирайся! Выходи! Черт с тобой! – раздраженно крикнул он. – Но ведь твоя авторская разработка, в которую ты вложила всю свою душу, может наконец прогреметь на весь Питер и вообще… на всю страну… Это никак не помешает твоему замужеству! Понимаешь, у тебя все может наконец сложиться хорошо: и личная жизнь, и творчество, и бизнес…
– Тебе-то что за дело? – с большим подозрением спросила Мила.
– Во-первых, я за то, чтобы восторжествовала справедливость… Вернее, это во-вторых… А что «во-первых», я уже сто раз сказал: я люблю тебя, Мила, и хочу, чтобы все у тебя было хорошо.
– Допустим… Хотя верится с трудом… А зачем все это Терлеевой? Не проще ли заработать звонкую монету с помощью хвалебной статьи?
– Дело в том, что Настя… Анастасия… Она хочет, чтобы мне было хорошо…
– То есть?
– То есть… она меня любит… Сказала, что после разоблачения Параскевич я, возможно, заслужу у тебя прощение…
– Прямо такая вот она бессребреница! – опять рассмеялась Мила. – Ты стараешься, как утверждаешь, заполучить меня обратно в свои объятия. Это я еще могу понять. А твоя Настя согласна остаться с носом? Странно как-то… Не находишь?
– За скандальную статью она получит в изобилии ту самую «звонкую монету», которую ты только что упомянула, так что не такая уж и бессребреница. Хотя… и я точно это знаю… любому количеству монет она предпочла бы… меня… Так что же, Мила?
– Что?
– Ты согласна с ней встретиться?
– Только при условии, что она ни одним словом не помянет Олега Романца!
– Ну… Надеюсь, она постарается… Кстати, Мила, а твой сыщик… Неужели ты не просила его разобраться, каким образом твои секреты попали в лапы Параскевич?
У Милы внутри будто лопнул какой-то ледяной пузырь и стал заливать внутренности жутко холодной влагой. В сильно нагревшемся помещении салона она зябко поежилась и нехотя ответила:
– Просила.
– И что?
– Он сказал, что знает уже почти все. Говорить со мной об этом деле не хочет до тех пор, пока до конца не выяснит все детали.
– А-а-а… Ну… жди деталей, Милка…
Олег ушел, а Мила задумалась. Очень уж ей не понравилось брошенное Романцом: «Жди деталей, Милка…» Почему Володя так настойчиво уклоняется от объяснений? Параскевич уже до Петродворца добралась, а Цебоев все разнюхивает какие-то детали.
О том, что хотела предложить свой салон Олегу, Мила даже не вспомнила.
* * *
Воскресенье, на вечер которого был назначен показ моделей Параскевич, было таким же жарким, как и вся предыдущая неделя. После трех часов пополудни по-прежнему парило вовсю, и посетителей парка не спасала даже летящая от фонтанов водяная пыль. Взрослые люди с удовольствием пробегали под шутихами, чтобы их окатило с ног до головы. Одежда высыхала мгновенно, как на южном солнце, и можно было снова лезть под струи детских развлекалок.
Мила с Гелей специально приехали в Петергоф пораньше, чтобы найти удобную позицию для наблюдения. Дефиле должно было проходить прямо на аллее между двумя Римскими фонтанами, и в этом месте парка уже несколькими рядами были расставлены пластиковые стулья и установлена звуковоспроизводящая и записывающая аппаратура. Ожидающих показа пока было немного. Имя Олеси Параскевич еще не находило отклика в сердцах петербургской публики, а потому большая часть посетителей сосредоточилась у главного каскада с золотой фигурой Самсона, где было больше всего фонтанов, а значит, все-таки прохладнее.
К половине пятого почти все пластиковые стулья были заняты. Мила с Гелей скрывали лица за большими полями соломенных шляп, очень уместных при таком жарком даже вечером солнце. Глаза они закрыли массивными темными очками. Меньше всего Миле хотелось быть кем-то узнанной, особенно Романцом и Терлеевой, которые уже сидели на самых удобных местах. Мила узнавала и многих других. Это был тот мир, из которого она собралась вырваться… к Володе. Если Терлеева сумеет что-то сделать, чтобы разоблачить Параскевич, а потом еще и Володя сведет все концы с концами, она, Людмила Ивина, станет окончательно свободной. Она забудет и имя – Мила. Она окончательно станет Людочкой, мужней женой и, возможно, матерью…
