Вероника заслонила собой весь мир. Он думал о ней, она мерещилась ему в толпе. Он вновь и вновь прокручивал в своем воображении все те редкие встречи, которые у них были, пытаясь по ничего не значащим фразам вычислить истинную причину, по которой Вероника согласилась выйти замуж за Гюнтера. Не верил он, что из-за денег. Не могла она из-за денег. Существовала другая причина, о которой Вероника предпочла умолчать, даже во вред себе. Знай Сергей эту причину, и он сделал бы все возможное и невозможное, чтобы устранить ее. Но как узнаешь?! Свои (это Оглоблин и остальные) сами были немало удивлены, когда поняли, на ком собирается жениться их (без иронии) благодетель. А к чужим (Рицке и остальные) не подступишься.
Сергей, что очень метко, но не очень красиво называется, подсел на Веронику. Он думал, что не сможет прожить без нее и дня. Но, как оказалось, смог и даже не один день. По условиям контракта Кузьмин должен был принимать самое активное участие в оформлении выставки, присутствовать на вернисаже и в последующем… являться в галерею на два дневных часа для общения с посетителями. Эти условия словно были продиктованы лично господином Рицке с целью оставить русского без свободного времени, чтобы тот не смог потратить его на Веронику. Пришлось согласиться с надеждой, что времени на Веронику все же хватит.
Оформление выставки продолжалось несколько дней. Уже к концу второго были готовы рекламные плакаты, буклеты и пригласительные билеты для постоянной клиентуры. На вернисаж были приглашены газетчики, фоторепортеры из модных журналов и телевизионщики с одного из местных, русскоязычных кабельных каналов. Все было солидно, на полном серьезе. Так что Кузьмин ко дню открытия своей первой персональной выставки как-то незаметно порастерял, казалось, неисчерпаемый запас скепсиса относительно успеха этого мероприятия.
Значит, права была Лера, и Гюнтер просто душка? Ведь все шло без обмана! Значит, он хотел Кузьмину только добра. Со стороны, наверное, так и казалось. Но Сергей думал иначе. Своим бескорыстным участием в судьбе русского художника господин Рицке все-таки добился главного: отрезал соперника от своей невесты. Он ловко лишил Кузьмина последних остатков свободного времени, на которые тот рассчитывал, и избрал в качестве своего союзника Оглоблина. Оглоблин ответил согласием на предложение Гюнтера отправить всех незанятых в спектакле в «разведку» по предместьям Берлина с благотворительными концертами: сцены из спектаклей, русские романсы… это был пробный шар. Рицке подумывал о больших гастролях русского театра «Пилигрим», которые он хотел организовать уже не как меценат, а как продюсер.
Между тем репетиции (двухразовые!) конкурсного спектакля, который Оглоблин срочно, по непонятной причине, стал перекраивать, проходили уже не в номере гостиницы, а в условиях, «максимально приближенных к боевым» — на вспомогательной сцене театра, где оглоблинцам предстояло играть. Как водится, сразу выяснилось, что рук не хватает — некому подать, принести, сбегать, переставить, забить, отвинтить, подкрасить, почистить, подклеить… И эти недостающие во множестве руки должна была заменить пара рук Кузьмина. При таком режиме: галерея, театр, галерея, театр, — у него, по идее, не должно было хватать времени даже на звонки. Но он звонил. Первый раз — в день подписания контракта. И это вместо обещания приехать и привезти картину.
— С подарком пока не получилось, — извинился Кузьмин. — И приехать я пока не могу. Твой Гюнтер организовал мне веселенькую жизнь.
— Я в курсе.
— Ты придешь?
— На вернисаж?
— Мне больше нравится — презентация.
— Приду.
Разговор явно не клеился.
— Что-нибудь случилось? — встревожился Сергей.
— Что может случиться? Все так, как и должно быть.
За этим ответом явно что-то скрывалось. Но Кузьмин, как ни старался, выяснить истинную причину плохого настроения Вики не смог.
«Завтра непременно надо к ней заехать», — решил он. Но и назавтра вырваться не удалось. Пришлось опять ограничиться звонком. Только в этот раз трубку подняла какая-то женщина, безупречно говорящая по-русски.
«Прислуга из русских?» — Уточнять Сергей не стал, попросил Веронику, но получил ответ, что ее нет дома. То же самое повторилось и в последующие дни.
Прямо хоть хватай такси, предъявляй таксисту бумажку с адресом, которая по-прежнему лежала в кармане его брюк невостребованной, и мчись, выясняй, что случилось. Но где взять время? И потом, до открытия выставки осталось совсем немного. А она обещала прийти.
Это хоть как-то успокаивало. Да, без нее все валится из рук. Да, без нее всегда плохое настроение. Но ведь до открытия — всего ничего. И неужели в самом деле он не сможет прожить без Вероники несколько дней? Чем не случай проверить?!
И вот эти несколько дней пролетели. Эпатировать публику, приглашенную на презентацию выставки, каким-нибудь экстравагантным нарядом Кузьмин не стал, хотя мысль такая была. Не надел он и фрак. Обычный темный костюм, голубая рубашка, галстук…
Что говорил хозяин галереи господин Баум, перед тем как перерезали ленточку, Сергей не понял. Но он очень надеялся, что ничего плохого. Вообще, он чувствовал себя так, будто его вытолкали на сцену, да еще в голом виде. Быть в центре внимания Кузьмин не привык. А быть в центре внимания в центре Европы и подавно. Все происходящее с ним как-то не совмещалось с реальностью. При мысли, что все это — из-за него, в голове начинало коротить.
Народу на открытие пришло не очень много. Навскидку человек пятьдесят. Но уж зато публика отборная. Женщины в мехах и бриллиантах, мужчины при золотых запонках и «ролексах».
Но… Вероники среди них не было. Зато была Лера, которую Сергей тоже (слава Богу) не видел все эти дни и даже немного беспокоился: уж не случилось ли чего и с ней. Лера пришла вместе… с господином Рицке. Это Кузьмину понравилось.
«Давай, — мысленно просил он свою бывшую невесту, — давай охмури этого красавчика с крадеными глазами. Пусть он вцепится в тебя, как ты вцепилась в меня. А уж мы с Вероникой как-нибудь договоримся…»
Лера и Гюнтер сами подошли к нему. Господин Рицке жестом подозвал официанта, они взяли по бокалу шампанского, чокнулись. Сергей и Гюнтер обменялись улыбками, комплиментами и уверениями в сердечной привязанности.
— А почему не пришла Вероника? — улучив момент, спросил Кузьмин у господина Рицке.
— Разве вы не охвачены? — то ли искренне, то ли деланно удивленно спросил он. — Она сообща с друзьями.
— Какими друзьями?
Здесь вступила Лера.
— Про шефские загородные концерты ты, конечно, слышал? Она поехала вместе с вашими артистами в качестве переводчика. Сначала отказывалась, но потом вдруг ни с того ни с сего согласилась.
