ты смеешь угрожать нам?
– Будь благоразумен, Тимон, – говорит Аида. – Мы работали вместе в прошлом. Мы сможем работать вместе в будущем. Всему свое время.
Я поражен, насколько спокойно может держаться Аида с кем-то из своего мира. Я раньше не видел ее такой. Она не выносила Кристину Хартли-Хант, которая пробудила самые отвратительные ее качества. Но с куда более опасным и жестоким Тимоном Аиде удается сохранять хладнокровие гораздо лучше, чем мне.
Я смотрю на нее с настоящим уважением. Жена замечает мой взгляд и закатывает глаза, скорее раздраженная, чем польщенная этим.
– Ты всегда мне нравилась, Аида, – рявкает Заяц. – Надеюсь, ты не совершила ошибку, выйдя замуж за этого франта.
– Единственной ошибкой было бы недооценивать его, – холодно отвечает она.
Теперь я действительно в шоке. Аида защищает меня? Сплошные чудеса.
Мясник сурово кивает, а это может означать что угодно, разворачивается и уходит. Я с облегчением вижу, что он, похоже, без лишних сцен покидает вечеринку.
Теперь я смотрю на Аиду.
– Ты отлично справилась, – говорю я.
– Да, потрясает, не правда ли? – говорит она, вздернув подбородок. – Я выросла среди этих людей. Мне было всего четыре, когда я сидела под столом, пока мой отец обсуждал сделки с поляками, украинцами, немцами и армянами. Не то чтобы я обычно бегала по округе, воруя часы.
– У него должны быть стальные яйца, раз он показался здесь, – говорю я, кивая головой в сторону двери, за которой исчез Заяц.
– Они определенно у него есть, – отвечает Аида. Она хмурится и крутит кольцо на пальце, погруженная в свои мысли.
Моя мать выбрала это кольцо и отправила его Аиде. Видя его на руке моей жены, я понимаю, что оно не слишком ей подходит. Аида предпочла бы что-то более простое и удобное. Возможно, мне следовало позволить ей выбрать кольцо самой или отвести ее в Tiffany. Это было бы несложно.
Я был так зол из-за обстоятельств нашей первой встречи, что меня не особо заботили ее предпочтения, ее чувства по поводу помолвки или ее переживания из-за переезда в мой дом.
Я хочу узнать, что еще она знает о Зайце. Какие сделки он заключал с Энзо. Но меня отвлекает отец, который хочет знать, о чем мы говорили с Мясником. Аида исчезает прежде, чем я успеваю втянуть ее в беседу.
Мой отец снова и снова расспрашивает меня о Зайце и требует дословного отчета обо всех, с кем я разговаривал сегодня вечером, и что они говорили.
Обычно я обсуждаю это с ним постепенно. Но сейчас я не могу не смотреть через его плечо, пытаясь найти взглядом Аиду. Увидеть, что она делает. С кем говорит.
Наконец я нахожу ее на террасе в компании Алана Миттса, казначея. Старый сварливый ублюдок. Кажется, я ни разу не видел, чтобы он улыбался за все время, что мы общались. Однако сейчас он, похоже, рассказывает какой-то анекдот, размахивая руками, а Аида хохочет и поощряет его. Когда она смеется, то запрокидывает голову, закрыв глаза, ее плечи трясутся, и в этом нет ни капли притворства. Она просто счастлива.
Хотелось бы мне услышать, что так рассмешило ее.
– Ты меня слушаешь? – резко спрашивает отец.
Я снова смотрю на него.
– Что? Да, я слушаю.
– На что ты смотришь? – спрашивает он, скосив глаза в сторону барной стойки.
– На Миттса. Надо будет с ним побеседовать.
– Похоже, он уже беседует с Аидой, – невозмутимо говорит отец.
– А. Да.
– Как она сегодня?
– Отлично. На удивление хорошо, – отвечаю я.
Мой отец оглядывает Аиду, одобрительно кивая.
– Она определенно выглядит лучше. Хотя платье, пожалуй, слишком откровенное.
Я знал, что он так скажет. Марта приносила мне на одобрение и гораздо более консервативные платья, но я выбрал это. Потому что знал, что оно будет облегать ее формы как влитое.
Мой отец все не замолкает, несмотря на мои попытки закончить разговор.
– Мэр пожертвовал тридцать тысяч долларов на твою кампанию и выразил поддержку, но он сделал то же и для других двадцати пяти своих союзников в городском совете, так что я не думаю, что его заявления стоят…
На горизонте снова замаячил Оливер Касл в алкогольном запале. По румянцу на его обгоревшем лице и по тому, как грубо он протискивается между Аидой и Миттсом, без труда можно догадаться, что он пьян. Моя жена пытается избавиться от него, отходя к противоположному концу террасы, но Касл идет следом, пытаясь завязать беседу.
– Думаю, будет более действенно и эффективно, если мы…
– Погоди немного, – говорю я.
Я ставлю свой напиток и направляюсь к широко раскрытым стеклянным дверям. Эта часть пентхауса освещена слабо – светят лишь фонари над головой, музыка звучит тише, а места более уединенные. Оливер пытается загнать Аиду в самый темный и отдаленный угол, надежно укрытый ширмой из японских кленов в горшках.
Я собираюсь немедленно остановить их, но когда подхожу ближе, то слышу низкий, настойчивый голос Оливера, умоляющий Аиду. Мое любопытство берет верх. Я подкрадываюсь с угла, чтобы подслушать, о чем они говорят.
– Знаю, что ты скучаешь по мне, Аида. Знаю, что ты думаешь обо мне так же часто, как я думаю о тебе…
– Вообще-то, нет, – отвечает она.
– Нам было хорошо вместе. Помнишь ту ночь, когда все разожгли огромный костер на пляже, а мы вдвоем отправились в дюны, на тебе было то белое бикини, верх которого я снял своими зубами…
Я стою на месте, и горячая, расплавленная, бурлящая ревность наполняет меня. Стоило бы прервать их, но любопытство не отпускает. Хочу знать наверняка, что было между Оливером и Аидой. Он явно был от нее без ума. Но были ли их чувства взаимны? Любила ли она его?
– Конечно, я помню те выходные, – лениво произносит она. – Ты напился и разбил машину на Чермак-роуд. И чуть не сломал руку, подравшись с Джошуа Дином. Действительно, есть что вспомнить.
– Это все из-за тебя, – рычит Оливер, пытаясь прижать ее к перилам террасы. – Ты меня с ума сводишь, Аида. Я буквально теряю голову. Я наворотил всю эту хрень только потому, что ты бросила меня в «Ориоле».
– Да? – спрашивает она, глядя вниз на город под перилами. – А помнишь, кстати, почему я тебя там оставила?
Оливер колеблется. Держу пари, он все помнит, но не решается сказать вслух.
– Мы столкнулись с твоим дядей. И он спросил, кто я. А ты ответил «просто подруга». Потому что тебе нравилось изображать бунтаря, встречаясь с дочерью Энзо Галло. Но ты не был готов рисковать своим трастовым фондом или местом в
