ним, стуча каблуками, пока он направлялся к выходу, а после остановилась, хлопнула дверь.
Он устал. От своей болезни, от себя. От того, сколько дерьма сотворил и сколько ещё может сделать. Устал заменять её другими женщинами, к которым не чувствует больше ничего. Никакого морального удовлетворения после секса с ними. Лишь ощущение, что испачкал член в грязи.
– Мистер Диас? – водитель взглянул на него в зеркало заднего вида. – Куда едем?
– К Сандре.
Машина тронулась, а Уэйн закрыл глаза, откидываясь на спинку сидения. Перед внутренним взором возникло её лицо. Глаза. Губы. Тело, по которому так сильно соскучился. Вопреки всем законам мужского организма, в штанах ни с того, ни с сего вздыбился член. Валери не помогла. Больше никто не помогал. Даже самая искусная шлюха.
– Мистер Диас, мы приехали, – услышал голос водителя, но глаз не открыл.
Он просидит так несколько часов, пытаясь побороть внутреннего зверя. Закинется таблетками и ещё посидит. Нельзя её пугать. Нельзя выходить из себя. Он долго держался, сможет ещё. Он сделает всё, чтобы заполучить её.
– Джек?
– Да, мистер Диас? – отозвался водитель, тут же выпрямив спину. Снаружи уже давно стемнело, и он задремал.
– У тебя есть жена или подруга?
– Да, есть. Жена. Сын недавно родился, – усмехнулся Джек, вспомнив о семье.
– Каково это?
– Что именно, мистер Диас?
– Иметь их. Жену, ребёнка. Что ты чувствуешь, когда смотришь на них?
– Это сложно выразить словами, – Джек пожал плечами. – Это нужно чувствовать.
– И всё же?
– Когда жена встречает меня после работы, я чувствую себя нужным. Любимым. Необходимым. А когда сын улыбается мне, я понимаю, ради чего родился. Чтобы дать жизнь ему. Чтобы любить их, защищать. Чтобы потом мой сын дал жизнь моим внукам, а те моим правнукам. И это самое прекрасное чувство, мистер Диас. Когда-нибудь, я уверен, вы меня поймёте. Я хотел бы, чтобы вы это ощутили. Потому что никакие слова не поведают об этом.
Уэйн перевёл мрачный взгляд на окна её квартиры, медленно выдохнул.
– Уезжай к своей семье, Джек. А утром жди нас здесь. Пусть подготовят джет.
– Как скажете, мистер Диас. Хорошей ночи!
* * *
Он пришёл ночью. Коснулся моего плеча, провёл по обнажённой руке тыльной стороной ладони, вернулся назад и пальцы коснулись ключицы. Я открыла глаза, уставилась в темноту. Сын спал в своей кроватке в детской, а я присела на диван и, похоже, вырубилась на какое-то время.
– Тшшш, – надавил на рёбра, принуждая лечь обратно и сам лёг рядом, утыкаясь носом в мой затылок. – Не вставай. Давай просто полежим.
От его запаха кружится голова и потеют ладони. Сердце тут же начинает колотиться. Ещё немного, и тахикардия станет хронической. Его вкус у меня во рту, хотя я ещё даже не говорила с ним. А рука, нагло заползшая под мою майку, уже ласкает живот. Большая, горячая, сухая. И такая волнующая, чтоб её… Как это выдержать?
– Зачем ты пришёл? – я звучу недовольно и грубо, но возбуждение выдаёт хрипотца, появившаяся в голосе.
– Я опоздал. Простишь меня? – целует в шею, оставляя там влажные следы и покалывание от его жёсткой, короткой щетины. Я закрываю глаза, радуясь тому, что не оставила включённым свет. Иначе бы он увидел, как опалило мне щеки. Но, думаю, он слышит моё сердцебиение.
– Ты что не слышал мой вопрос?
– Я пришёл, потому что говорил, что приду. И ты должна была меня ждать. Ты ждала, Сандра? – его тихий, вкрадчивый голос вибрирует в моих висках и грудной клетке. Язык касается мочки уха, и я вскакиваю, но он снова укладывает меня обратно. Теперь уже себе на грудь. – Не убегай от меня. Я не причиню тебе зла.
Упираюсь из последних сил, потому что похотливая самка во мне требует его тела, его прикосновений, его голоса.
– Я не ждала тебя, Уэйн. И я не хочу, чтобы ты находился в моём доме. Я, кажется, уже говорила об этом, – физическое сопротивление он ломает так же быстро, как и рушится стена, возведённая мной внутри. Ещё утром казалось, она такая прочная, что не сдвинуть, а теперь просто осыпалась осколками воспоминаний и захрустела под его ногами.
– Я уже говорил, я не отказываюсь от того, чего хочу. Или кого, – мои запястья за спиной сжаты его ладонью, а вторая рука Уэйна пробирается в шорты и ловко отыскивает там самое чувствительное место. Надавливает на клитор, проникает внутрь влагалища, собирая там влагу и размазывая по губам. Снова к клитору, пара движений, и я дрожу, глотая злость на себя. – Перестань сопротивляться мне. Хватит, Сандра, – это срывается с его губ почти с угрозой. Он в ярости и явно не ожидал такого отпора, но я всё же дёргаю плечами, силясь освободиться из захвата.
– Отпусти.
Он вздыхает. Лица Уэйна не вижу, потому что в комнате достаточно темно, но чувствую исходящие от него волны раздражения.
– Перестань. Это бесполезно.
Действительно бесполезно. Бесполезно что-либо говорить ему и ставить условия. Он всё равно их не соблюдает. Поступает так, как хочется в определённый момент и плевать он хотел на моё сопротивление.
– Я сказала отпусти, – голос дрожит, выдавая моё возбуждение и страх. И боюсь я сейчас не его. Себя. Что спасую, сдамся. Снова доверюсь человеку, которого не знаю.
– Утром мы вылетаем в горы. Тебе там понравится. Возьми с собой ребёнка. Я хочу… Хочу почувствовать, каково это иметь семью, – его дыхание опаляет мои губы, а рука, орудующая во влагалище, оставляет меня в покое. Касание влажных из-за моего возбуждения пальцев к щеке заставляет дёрнуться. – Подари мне всего несколько дней. И если после возращения не захочешь меня видеть, я исчезну. Обещаю.
Говорить себе, что ты можешь дать отпор двухметровому мужику, у которого одна ладонь шире твоего лица, можно бесконечно. Но быть реалисткой в такой ситуации проще. Я долго обманывалась. Долго лгала себе, что мне не нужен мужчина, что я могу одна всё вынести. А теперь лежу, смотрю на его лицо, напряжённое даже во сне, и понимаю, что устала. Устала быть сильной, выносить всю боль и неприятности в одиночестве. Я хочу счастья и тишины. Тихого счастья. Да. Просто быть любимой, просто позволять себя любить. И, возможно, любить самой… Хотя бы раз. Хотя бы вот и его.
Трогаю лицо Уэйна, ищу там сходство с Имраном. Наверное, я действительно сошла с ума, потому что сейчас ничего общего не вижу. Они разные. Басаев был чудовищем. Разве мог он вот так обнимать меня, целовать… Просто
