Супергерой вцепился в руль, прижимаясь к обочине. У него есть пушка. Если коп его остановит, он просто застрелит эту свинью. Запросто. А потом бросит грузовик. Машина записана не на него. Все еще возможно. Он выполнит миссию.
С мигалками и воем сирены патрульная машина на скорости восемьдесят миль в час обогната его. Коп за рулем даже не взглянул на него.
Он был в безопасности.
Пока.
— Помогите! — кричала Роберта. Сердце бешено стучало и выпрыгивало из грудной клетки. Она только просыпалась, мысли еще путались, но она уже поняла, что с ней что-то случилось. Какая-то немыслимая жуткая беда. А может, это сон? Кошмар?
Да. Это кошмар.
Просыпайся. Сейчас же просыпайся.
Она вздрогнула и уперлась руками в потертую крышку ящика, в котором находилась. Та не поддавалась. Она нажала сильнее. Бесполезно.
Тело сковал ужас.
Просыпайся. Просыпайся, и ты окажешься в собственной постели.
Она вдохнула затхлый воздух… но дышать было так трудно, и… и… это был самый жуткий ночной кошмар.
Просыпайся, Роберта! Проснись, ради всего святого!
Она заставила себя открыть глаза.
Тьма.
Абсолютная, адская тьма.
Что-то не так, совсем не так. В горле пересохло. Страх превратился в чистый, беспримесный ужас.
Сделай что-нибудь! Выберись! Ради бога, выберись отсюда!
Она снова толкнула крышку.
Не выходит.
Еще раз. Сильнее.
Руки заболели.
Запястья едва не треснули.
Это не сон. Это наяву. Она в ловушке. Как сардина в тесной жестянке. Господи, нет.
Мысли прояснились, и она поняла, что голая. На теле ни лоскутка.
А спиной она прижата к чему-то, похожему по очертаниям на… Нет… НЕТ! Что-то влажное и губчатое под ней — это труп! Крышка ящика — это крышка гроба, и она, несомненно, похоронена заживо.
Как та бедная женщина.
— Помогите! Пожалуйста, кто-нибудь!
Она стала кричать и биться: стучала голыми коленками, скреблась в крышку гроба, вопила, пока не сел голос.
Она не осмеливалась думать о том, что лежало под ней. Металлическая пряжка пояса упиралась в спину, она чувствовала скелет под истлевшей одеждой, костлявые ребра касались ее плеч. Она снова и снова кричала, заглушая собственные всхлипывания и кошмарную вонь гнилой плоти.
— Помогите! Помоги-ите… Господи… Ну пожа-алуй-ста…
Она плакала, ногти слезли до мяса, легкие устали и горели огнем, мозг раскалывался от ужаса. Она не может умереть вот так, не хочет быть прижатой к мертвому телу, к этой вонючей плоти и тряпкам. Ее передернуло, она представила себе червей, слизней и других мерзких тварей, копошащихся в этих мертвых разложившихся мышцах и внутренностях под ней.
— Выпустите меня… Умоляю… Выпустите меня отсюда!
Вне себя от ужаса, она заколотила сильнее. Адреналин в крови подпрыгнул до предела.
Вам! Она услышала неприятный треск. Боль пронзила ногу. Она всхлипывала, с трудом дыша остатками зловонного воздуха.
Бесполезно. Ей не выбраться.
— Почему? — кричала она, всхлипывая. — Почему я? Успокойся, Роберта. Вспомни о своей вере. Устремисьмыслями к Отцу нашему. Он поможет тебе. Он с тобой. Он не оставит тебя.
Она ощупала ребра, голые груди, добралась до ложбинки на горле, но, проведя по шее кровавыми пальцами, поняла, что ни цепочки, ни крестика нет. Тот, кто раздел ее, снял с нее и цепочку, и драгоценное обручальное кольцо.
— Проклятый ублюдок, — прошипела она. Слезы отчаяния хлынули из глаз. Она закашлялась. Кровь застыла от страха, и в руке появилась странная боль. В груди что-то сжималось, давило.
Верь в Господа Бога. Он с тобой. Роберта, не теряй веры своей.
Боль прожгла ее, но она цеплялась за слова, которые успокаивали ее в детстве. Она начала тихо напевать:
— Иисус меня хранит, мир Ему принадлежит…
Что за черт ?
Пение? Старуха поет? Супергерой снова надел наушник, отогнав грузовик в темную аллею за своим домом. На верхних этажах не было света, а внизу — темно, как в аду. Он заглушил двигатель за серым фургоном, покрытым мхом.
— Мы слабы, а Он силен, и меня так любит Он… — продолжала Роберта Питере.
Как будто ей это поможет.
Супергерой слушал ее неожиданно сильный, чистый голос, голос женщины, которая больше не трясется от страха, но громко заявляет о своей вере песней, которую явно выучила еще ребенком.
Как будто она готова принять смерть и встретить Творца.
Супергерой от досады закусил верхнюю губу. Он узнал слова и мелодию. Сам эту песню когда-то пел. Сколько раз его заставляли петь эту дурацкую песенку после особенно жестоких побоев? И что хорошего это ему принесло?
Где был Бог, когда больно было ему?
Прислушивался и был готов прийти на помощь? Что-то такого Супергерой не помнил.
— Давай, давай, — недовольно пробормотал он, как будто женщина могла его слышать. — Пой, пусть твои жалкие легкие задохнутся.
— Да, Господь любит меня… — Тут чистый голос Роберты Питере надломился. — Да, Господь любит…
И дальше ничего.
Она больше не издавала звуков.
Не просила пощады.
Не всхлипывала безудержно.
На лице у него болезненно натянулась кожа. Он опустил окно и сплюнул. Кто бы мог подумать, что старуха так послушно покорится своей судьбе, возможно, даже с нетерпением ожидая перехода в мир иной, надеясь с улыбкой проплыть сквозь Жемчужные Врата?
Супергерой был полностью опустошен. Он со злостью сорвал с себя наушник. И ради этого он столько трудился? Ради этого разрабатывал план, строил козни? Чтобы она вот так охотно приняла смерть? Блин! Кроме первых всхлипов, криков и нескольких ударов в обшивку гроба, реакция Роберты Питере его не устроила.
Совсем не то, что Барбара Маркс. Когда он слушал Бобби Джин, как она себя называла, то наслаждался, получал почти сексуальное удовольствие. То, что она была такой похотливой, чувственной при жизни, делало ее смерть захватывающей. Даже сейчас, когда он вспоминал ее вопли, его тело откликалось.
Но сейчас… жалобный плач и детская библейская песенка не принесли никакого удовольствия.
Не беспокойся на этот счет. Старуху ждала расплата. Она ждет и других. Будет еще много. Впереди и такие, которые порадуют тебя еще больше, чем Барбара Джин. Имей терпение.
Он вылез из грузовика, закрыл дверцу и безошибочно направился в темноте к заднему входу в старый дом, где он жил. Вдоль поломанной кирпичной дорожки вились толстые плети плюща, по ногам хлопали листья папоротника, в нос бил резкий запах земли. Он достал ключи и вошел в темное помещение. Его личное пространство. Никто не подозревал, что он живет глубоко в недрах старого особняка, даже владельцы не знали, что у него есть ключи от этой части дома. Что было просто превосходно.