Ярослав закурил, вышел на балкон, снова вернулся, затушил едва начатую сигарету, прошелся несколько раз из угла в угол.
Нина сидела на диване и терпеливо ждала объяснений. Она молчала, но ее напряженная спина и стиснутые на коленях руки выдавали скрытую тревогу.
Ярослав тоже сел на диван, но не рядом с Ниной, а подальше, словно желая отгородиться от нее невидимой стеной.
— Я мог бы стать и вором, и убийцей, — неожиданно начал он свой рассказ. — Но судьба дала мне шанс не попасть в дерьмо. Трудное детство не окончилось уголовной юностью. Я сумел удержаться на острие ножа… Помнишь, я рассказывал тебе, на каких работах перебывал в молодости. Другие парни из моей среды или опускались, шли на дно, или соглашались на убогое размеренное существование. Казалось, и у меня нет иного выхода: ни связей, ни поддержки, ни наследства. Никакого житейского плацдарма. Но я барахтался, силился подтянуться наверх. И при этом — чтобы честно, без уголовщины… И вот я посреди этой трудной жизненной борьбы узнаю, что есть человек, выплывший на поверхность благодаря несчастью нашей семьи. И есть преступник, вместо которого был наказан мой отец.
Нина вспомнила подслушанный при первой встрече разговор Ярослава с Гаевым, и ей показалось, что она может высказать правильную догадку:
— Кажется, я понимаю, Тор… Ты убил или покалечил настоящего убийцу, вместо которого засудили твоего отца. И твой поступок так на тебя подействовал, что ты решил дальше мстить другим путем. Угадала?
— Нет. Я действительно наводил справки и, в конце концов, разыскал настоящего убийцу. Но встретиться с ним не успел, он к тому времени умер. А если бы и встретился — толку от этого не было бы. Он, говорили, перед смертью впал в маразм. Здесь сама судьба хранила меня от глупой мести… Но другой преступник был жив, здоров и процветал. Через некоторое время я узнал, в каком городе и на какой должности пребывает Гаевой. И я поехал туда, сам не зная для чего. Реального, обдуманного плана мести не было. Все получалось стихийно. Я нашел учреждение, где работал Гаевой. Увидел его пару раз и постарался хорошенько запомнить. Потом узнал, где он проживает, стал следить за домом. Ночевал я в те дни, где придется: на вокзалах, в парках… Я и до этого уже несколько месяцев был человеком опустившимся, пьяницей, матерщинником, травку покуривал. А в чужом городе, грязный и небритый, стал похож на последнего уголовника. Прохожие косились на меня, старались обойти стороной. А я ничего не мог с собой поделать, чувствовал себя беспомощным, уничтоженным. Видел чванство, благополучие… знал, какой ценой оно было куплено. Я понимал, что в этом мире мне никогда не выбраться наверх…
И вот однажды, воскресным вечером, я дежурил возле дома и увидел, так сказать, парадный выход семьи Гаевого. Наверное, они направлялись в театр или в гости. Шли неторопливо, посмеивались, переговаривались. На углу их ждал лимузин с шофером. Выглядели все очень респектабельно. Гаевой и сам — представительный мужчина, и жена у него красивая, и дочери хорошенькие… особенно старшая. Младшая была еще подростком. А старшая, то есть, ты — в самом расцвете юности, холеная, казалась мне воплощением того мирка, который я ненавидел. Благополучного, самодовольного, а внутри — порочного.
На следующий день я опять дежурил возле дома. Ждал возвращения со службы Гаевого. На что я рассчитывал? Подстеречь его в подъезде? Возможно. Не знаю, что именно пришло бы в мою одурманенную голову, но я был готов на все. Ждать пришлось долго. Входили и выходили разные люди, а Гаевого все не было. И вдруг из подъезда выплыла его старшая дочь под руку с кавалером. Пошли по улице, красивые, упакованные во все фирменное. Они даже не заметили потрепанную и заросшую личность, что околачивалась на углу возле магазина.
Я снова почувствовал безысходность своего положения. Их привилегированный мирок был замкнут. Туда не пускали подобных мне.
Стало любопытно, куда пойдет эта парочка. И я поплелся за ними. Я уже научился выслеживать, оставаясь незамеченным.
Они топали вперед, разговаривали, смеялись. Иногда он обнимал ее, прижимал к себе. Путь был не такой уж близкий, но я решил выследить их до конца. Парочка вошла в какой-то подъезд. Поднялась на второй этаж. Зазвенели ключи, открылась дверь. Я вышел на улицу и стал ждать. Был уверен, что девица из того мирка прошла огонь и воду, что она, несмотря на молодость, — порочное и развращенное создание. Вот сейчас там, в квартире у своего хахаля, она занимается любовью. Интересно, как? Ведь пресыщенные оба, нормальное их уже не устраивает. Может, там даже не одни. Возможно, в этой квартире — притон. Там оргия, групповой секс. Словом, картинка из порнухи. И чем больше я об этом думал, тем больше распалялся и ненавидел ее. То есть тебя… Так я ходил туда-сюда минут пятнадцать и вдруг увидел, что ты выбегаешь из подъезда. Ну, подумал я, что-то там случилось. Может, кого-то случайно убили, а теперь разбегаются по домам. Нет же, не дам я тебе так просто уйти, балованная стерва. И я бросился за нею следом. В меня словно дьявол вселился. И она, как на грех, бежала через парк…
Я налетел на нее сзади…
Дальше знаешь, как было дело. Но знаешь только внешнюю сторону. А что творилось у меня внутри, когда я понял, что совершил преступление, что изнасиловал невинную девушку, что теперь по мерзости сравнялся с ее отцом… Я испытал настоящее потрясение.
Нина угадала окончание его рассказа еще в тот момент, когда он упомянул о «парадном выходе» семьи Гаевого. И слушала Ярослава с гнетущим, тоскливым чувством, от которого холодело все внутри. Однако Нина не верила, не хотела верить, что он говорит правду. Рассказ Ярослава казался ей каким-то мрачным сочинительством, о чем и заявила ему:
— Я предчувствовала, что ты наговоришь мне всю эту белиберду! Прямо автор детективов. Понимаю, что ты задумал таким оригинальным способом меня утешить. Дескать, не было никакого грязного насильника, а был я, твой будущий муж, просто первая брачная ночь оказалась неудачной. Напрасный труд. Можешь не стараться. Я тебе все равно не поверю. Думаешь, я совсем дурочка, не разбираюсь в людях, и не знаю, кто на какое преступление способен? Это не мог быть ты! И не надо ради спасения моей психики возводить на себя напраслину.
— Я мог бы это скрыть, — сказал Ярослав, не глядя на Нину. — И ты бы никогда не узнала… И по доброте своей никогда бы не подумала обо мне ничего такого… Но не хочу, чтобы эта тайна давила на нас вечным грузом. Делай со мной что хочешь, но то был я.
— Не верю!.. — крикнула Нина с тоской.
— Это нетрудно доказать. Есть детали, о которых могут знать только двое — насильник и жертва. Например… Помнишь тряпку, которую тебе накинули на голову? Она пропахла бензином и машинным маслом. Это была моя старая куртка. В ней я подрабатывал вечерами в гаражах. Недалеко был поваленный ствол дерева, и ты присела на него, когда застегивала разорванную одежду. Ты споткнулась, когда…