Из-за окна донесся резкий крик уличного ремесленника: «Чиню стулья! Чиню стулья!» Себастьян поморщился.
— Откуда вы узнали о моем участии в расследовании?
— Узнал, — прозвучал лаконичный ответ.
Себастьян оборотился к двери, собираясь уходить.
— В таком случае могу предложить вам нанять сыщиков и поручить им охрану дочери. Доброго вам дня, милорд.
Он ожидал, что Джарвис не позволит ему уйти, задержит. Но когда этого не последовало, Себастьян догадался: лорд рассказал все, что намеревался, и теперь ему самому предстоит решить, использовать полученную информацию или нет.
Себастьян покидал особняк, когда в вестибюле ему повстречалась мисс Джарвис. Высокая фигура, гладко зачесанные каштановые волосы, прямой взгляд серых глаз и отцовский ястребиный профиль.
«Если есть на свете женщина, вполне способная сама о себе позаботиться, — всегда считал Себастьян, — то это именно грозная дочь мистера Джарвиса».
— Святые небеса, — воскликнула она, приостанавливаясь от удивления, — вы-то тут каким образом? — Чуть наклонила голову и с подчеркнутым изумлением стала разглядывать Себастьяна. — Странно, но ни ружья в руках, ни ножа за поясом.
Когда он впервые увидел ее здесь, в особняке отца, у него действительно был в руках пистолет, приставив который к голове девушки он ее похитил.
Сейчас же, улыбнувшись, Себастьян продемонстрировал пустые ладони и сказал:
— Вы их просто не видите.
Улыбка его не встретила ответной. Сердитые умные глаза смотрели серьезно.
— Что все-таки вы у нас делали?
— Спросите вашего отца.
— Непременно, так и сделаю. — Она направилась к двери в кабинет, затем замедлила шаги и оглянулась, бросив через плечо: — Ах да! Будьте любезны, воздержитесь от похищения нашей горничной, когда будете выходить.
Несколько последних лет Генри Лавджой обитал в небольшом аккуратном кирпичном доме, расположенном на Расселл-сквер. Место вполне приличное, но далеко не фешенебельное, и это обстоятельство устраивало магистрата как нельзя лучше. Когда-то Лавджой был средней руки торговцем, но смерть сначала жены, а потом и единственной дочери внесла изменения в его жизнь. Духовное откровение, испытанное им, сначала обратило его к реформистской церкви, а затем привело к решению посвятить остаток жизни служению обществу.
Сейчас он читал, сидя на своем любимом месте в гостиной у камина и для тепла укрыв ноги пледом. Камин не топился, Генри Лавджой запрещал разводить огонь в нем ранее первого октября или позднее тридцать первого марта, какая бы погода на улице ни стояла. Изрядно замерзнув, он как раз собирался встать и позвонить, чтобы подали чашку горячего чая, когда услышал, что во входную дверь стучат. Затем из холла послышались голоса.
Домоправительница, служившая у магистрата, приоткрыла дверь гостиной.
— К вам посетитель, мистер Генри. Виконт Девлин. Вы примете его?
— Господи, конечно же. — Генри откинул плед. — Немедленно пригласите его в гостиную, миссис Маккой. И принесите нам чаю, будьте добры.
В дверях возник лорд Девлин, на нем были панталоны из оленьей кожи, нарядный шелковый жилет от дорогого портного и строгий темно-синий сюртук.
— М-да-а… — протянул Генри. — Вижу, вы расстались с маскарадом ищейки с Боу-стрит.
Странные желтые глаза виконта сверкнули усмешкой.
— А вы получили известие от мистера Рида, я вижу?
— Как и от сэра Уильяма. Прошу садиться, милорд.
— Они все еще не рискуют опереться на стихи Джона Донна, для того чтобы продвинуться в расследовании? — спросил Девлин, усаживаясь на ближайший стул.
— Чтобы продвинуться в расследовании, Боу-стрит сейчас и на проповедь архиепископа Кентерберийского рискнула бы опереться. Оказывается, этим делом заинтересовался лорд Джарвис. Весьма заинтересовался.
— А… Я только что имел с ним весьма интересную беседу.
— С самим лордом Джарвисом?
Себастьян кивнул.
— Как оказалось, четыре года назад его сын покинул Индию на борту некоего судна Название корабля «Гармония», капитан Эдвард Беллами. Среди прочих пассажиров числились сэр Хамфри Кармайкл и лорд Стентон.
— Господи помилуй! — Генри изумленно выпрямился в кресле. — Но я прекрасно помню случай с «Гармонией». Это дело попало в газеты.
Виконт промолчал. В комнату вошла миссис Маккой и стала сервировать стол. На нем появились поднос с чайником и чашками, блюдо с ломтиками кекса. Лорд Девлин подождал, пока чай был разлит и домоправительница удалилась, а затем в нескольких словах изложил суть своей беседы с Джарвисом.
— Я тогда отсутствовал в Англии, — закончил он. — Но вы говорите, что помните тот случай?
— О, прекрасно помню. Это было сенсацией дня.
Генри отставил чай нетронутым и, поднявшись с кресла, взволнованно принялся мерить шагами комнату. Зловещая картина вставала в его воображении, он пытался прогнать ее, но связь между происшедшими убийствами и трагическими событиями на борту «Гармонии» казалась такой явной, что ею было нелегко пренебречь.
Наконец, обернувшись к виконту, он заговорил:
— Вы, конечно, догадываетесь, какой вывод можно сделать отсюда? Эти искалеченные, обескровленные трупы… — Голос его пресекся.
Девлин поднял голову, их взгляды встретились.
— Нашим соотечественникам и прежде случалось прибегать к каннибализму перед лицом голодной смерти.
Генри в замешательстве потянул из кармана носовой платок, закашлялся, погрузив нос в белоснежные складки.
— Не могу заставить себя поверить, что подобное могло произойти, когда пассажиры и офицеры захваченного штилем судна…
— В подобный исход трудно поверить, но он не исключен, — возразил Девлин, поняв, что его собеседник не собирается продолжать фразу. — Среди мореплавателей существует неписаный закон, что запрет каннибализма может быть отменен в случае, если эта мера может спасти от голодной смерти оставшихся в живых. Вспомните о судьбе судна «Пегги», о плоте с «Медузы». Выжившим даже случалось признаваться в том, что ими было совершено. В некоторых других случаях над ними витали только подозрения.
— Жертвами, как правило, становились те из путников, которые так или иначе должны были погибнуть первыми. Я прав, предполагая это?
— Правы. Но при отсутствии такого выбора судьбу мог решить жребий или добрая воля одного из несчастных. Только я как-то не могу представить, чтобы сэр Хамфри или лорд Стентон, написав на бумажках свои имена и сложив листки в шляпу, стали покорно ожидать страшной участи превратиться в обед для своих попутчиков.
