Мой муж делает всё возможное, чтобы меня освободили по амнистии. Это случилось через семь лет в тот момент, когда мой супруг умер от тяжёлой болезни. Я выхаживала его, как могла. Хоть никогда не любила, но была ему благодарна…
Выйдя за ворота колонии, я поднимаю лицо к небу и улыбаюсь солнцу. Свобода!
— Девушка, а не хотите всё-таки посмотреть ночную Ниццу?
Вот тебе раз… Я вижу Пашу и роняю рюкзак.
— А ты тут какими судьбами?
— Да вот приехал в Москву проведать родителей и узнал, что тебя освобождают.
Я улыбаюсь, опускаюсь на землю и громко, по-бабьи в голос реву. Паша садится рядом со мной, крепко обнимает и говорит, что НИКОГДА НЕ ПОЗДНО НАЧАТЬ ВСЁ СНАЧАЛА…
Закричать от боли, или Возьми меня на небесаГосподи, как же больно об этом вспоминать! Больно-то как… Казалось бы, прошло столько лет, а вспоминать по-прежнему тяжко.
В тот день меня знобило, и ты велел мне остаться дома. Странно, но я не чувствовала симптомов простуды. Я знала, что меня знобит от нервов, только никак не могла понять, почему я нервничаю. Ты всегда хвалил меня за интуицию. Получается, в тот день я ощущала приближение беды. Во мне бурлило предчувствие чего-то плохого.
Ты заставил меня надеть свитер, хотя я твердила, что мне не холодно, да и в квартире было тепло. А затем приготовил чай и вопреки моей воле заставил пить маленькими глотками, поставив передо мной чашечку с мёдом.
Ты поехал на встречу один, хотя я уговаривала не ехать и остаться дома. Сказал, что встреча очень важная, нельзя её пропустить, но как только освободишься, сразу вернёшься домой. А я…
Я словно чувствовала, что больше тебя не увижу. Пыталась тебя остановить, но не смогла. Ты ведь из тех, кто упрямо идёт к своей цели и никогда ни перед чем не останавливается.
Я намекала, что в последнее время происходит что-то не то. Ночами мне становится по-настоящему страшно, силы на исходе. Но ты улыбался, отвечал, что я слишком эмоциональна, всё будет хорошо, просто я слегка приболела и мне нужно хорошенько выспаться.
Прижав меня к себе, ты поцеловал меня в макушку и хлопнул дверью. Я выбежала на балкон. Ты сел в машину, я проводила тебя грустным взглядом.
А затем зазвонил телефон.
Я сняла трубку, но услышала молчание. Это повторялось уже несколько дней. Телефон звонил иногда днём, иногда ночью. На том конце провода — тишина, ни единого звука. Это доконало меня. Выдернув шнур из розетки, я просидела полчаса, тупо глядя на стену, а затем пулей выскочила из квартиры. В подъезде наткнулась на вечно ворчащую соседку, которая на этот раз обратила моё внимание на то, что я в свитере, а на улице жара.
Поймав первую попавшуюся машину, я назвала загородный ресторан, где ты должен был встречаться с партнёром, и, сев на заднее сиденье, попыталась унять болезненную дрожь, но это оказалось не так просто.
Водитель с опаской поглядывал на меня в зеркальце заднего вида и даже пару раз спросил, не может ли он мне чем-нибудь помочь? Я попросила прибавить скорость. А затем достала сигарету из пачки и нервно закурила. Руки у меня тряслись, сигарета подрагивала.
У ресторана я увидела столпотворение машин и людей. Водитель только притормаживал, а я уже открыла дверцу и почти выпрыгнула из автомобиля. На бегу подвернула ногу, но не обратила внимания на боль. Водитель крикнул мне: «А деньги?! Эй, а деньги?! Вот сумасшедшая…» Но я уже растолкала плотно стоящих людей и увидела… тебя.
Ты лежал на земле, пустые мёртвые глаза смотрели в небо. Рубашка окрасилась алой кровью. Я стояла как вкопанная и убеждала себя, что это всего лишь дурной сон, сейчас ты встанешь, откроешь глаза, улыбнёшься, скажешь: «Не бойся, это дурацкая шутка!» А мне как раз сегодня ночью снился воробей. Такой маленький, серенький и какой-то грязненький. Он сидел на карнизе и стучал клювом в стекло. Когда я утром рассказала тебе о сне, ты, как всегда, улыбнулся и отметил, что мне всегда снится всякая чепуха.
Я рухнула рядом с тобой на колени, по толпе прошелестело слово «жена…». Плохо понимая, что произошло, я истошно завопила: «“Скорую”, вызовите “скорую”!» Я трясла тебя за плечи в надежде, что сейчас ты подашь хоть какой-нибудь знак, что жив. Но ты был недвижим и не реагировал на мои мольбы не оставлять меня одну и защитить от невзгод, навалившихся на нас в последнее время.
А потом рядом со мной появился Вадим.
Он положил руки мне на плечи и сказал, что приехали сотрудники милиции, я должна отойти и не мешать им работать. А я… Я не понимала, как могу от тебя отойти? Как могу отпустить твою руку? Прекратить целовать твои безжизненные губы?!
«Скорая помощь»… Милиция…
Мне твердили, что ты мёртв, но до меня это не доходило. Вадим отвел меня в сторону, а подошедшие «добрые люди» наперебой рассказывали, что, когда ты вышел из машины, из старенькой иномарки без номеров раздались выстрелы. Некоторое время ты ещё держался на ногах и даже успел достать пистолет, но так и не смог им воспользоваться. Ты что-то протяжно закричал, захрипел и повалился на землю. Иномарка рванула с места и пропала бесследно. А затем наступила тишина, мёртвая, пустая, звенящая… Её нарушала лишь легкая музычка из приёмника у стоящего неподалёку шашлычника, который тут же бросил готовить свои шашлыки и стал звать на помощь.
Вадим прижимал меня к себе, вытирал слёзы, винил себя, что не приехал на эту встречу первым, потому что смог бы заметить подозрительную иномарку и, возможно, успел бы спасти тебе жизнь. А я смотрела с ужасом на лужу крови и не могла понять, почему всё так нелепо закончилось…
Я рассказала Вадиму о своём сне. Про мокрого грязного воробья, упорно барабанящего клювом в окно и наводящего на меня панический ужас. Вадим гладил меня по волосам и повторял, что это просто недоразумение. А я спрашивала его: «Где же тогда справедливость?»
Люди в форме пытались меня допрашивать, но я, словно сумасшедшая, тряслась как в лихорадке и беззвучно плакала. Я не сознавала, что они хотят. Меня оставили в покое и перешли к Вадиму. Я курила сигарету за сигаретой, стряхивала пепел прямо на свои туфли, вытирая тыльной стороной ладони слёзы.
Даже теперь, когда прошло столько лет, я закрываю глаза и отчётливо вижу события, словно просматриваю старую киноленту… Ещё свежи в памяти каждый эпизод, каждое мгновение и каждое сказанное слово.
В тот день решилась твоя судьба…
Утром я проснулась в твоих объятиях с мыслями о том, как замечательно быть твоей женой, а ближе к вечеру вдруг услышала жуткое и жестокое слово — вдова. После того как меня первый раз так назвали, я даже шарахнулась в сторону и закрыла лицо влажными от волнения ладонями. Мне показалось, что меня обозвали. Это было оскорбительно и жестоко. Болезненная и мощная пощёчина, которую нанесла мне судьба.