— Но я не могу пойти туда! Здесь скоро должны появиться сыновья с моей подругой Дженни. Я обещала показать им свою первую выставку!
— Почему бы не взять их на встречу с таинственным покупателем? Он не говорил, что приглашает вас одну. Похоже, он не видел белой женщины уже недели две, не меньше. — Зигфрид ухмыльнулся. — К вам направляется репортер из «Хэм энд Хай». Ради бога, улыбайтесь, что это у вас такой испуганный вид?
В зеркально-золоченом блеске гриль-зала кафе «Ройял», где когда-то устраивали свои приемы Огастес Джон и Арнолд Беннетт, метрдотель провел Плам с сыновьями к центральному столику, за которым сидел Бриз Рассел. Сердце Плам затрепетало.
Когда их усадили на стулья с малиновой обивкой. Бриз отмахнулся от протянутого меню.
— Требуется всего лишь самое большое в мире мороженое, — сказал он, незаметно подмигнув официанту.
— С шоколадными чипсами, тертым шоколадом, молотым кофе, помадкой, грецкими орехами, персиками, малиной, клубникой, земляникой, ежевикой или с ассорти из фруктов, сэр?
— Со всем этим.
Когда появилось огромное мороженое, у Тоби открылся рот, а у Макса перехватило дыхание. Они обеспокоенно взглянули на мать, ожидая запрета.
Но Бриз отмахнулся от принесенного.
— Разве это самое большое в мире мороженое? Попросите шефа, пусть попытается еще раз.
Лицо Макса выражало сожаление.
Вскоре после этого на серебряном подносе появилась целая гора из разноцветного мороженого. Бриз удовлетворенно кивнул.
— И еще одно такое, пожалуйста. — И прошептал, обращаясь к Плам:
— Моя мать говорит, что, если ребенку дать то, что он хочет, он никогда не станет есть столько, чтобы заболеть.
— Хочу надеяться, что ваша мать права, — неуверенно отозвалась Плам.
— У моей матери четверо сыновей, так что она знает, что говорит. Впрочем, я тоже знаю. Пит — наш самый младший брат — родился, когда мне было семнадцать. Теперь ему самому семнадцать. Не начать ли нам обед? Рекомендую омлет Арнолда Беннетта с копченой рыбой и тертым пармезаном. Официант, еще шампанского, пожалуйста.
После обеда Бриз отвез семейство в их Кентиш-таун на своем серебристом «Мерседесе».
— Можно мне зайти к вам? Мне бы хотелось посмотреть другие ваши работы и поговорить о планах на будущее.
Сердце у нее учащенно билось, когда она укладывала сонных детей в постель, а потом, когда открывала дверь мастерской.
— Извините, здесь такой беспорядок…
— А в какой мастерской вы найдете порядок? — Бриз расхаживал по холодной комнате, разглядывая при резком свете голой лампочки под потолком пришпиленные к стенам наброски. Из кучи в углу он вытягивал по одному полотну и долго изучал каждое. От его внимания не ускользнул и альбом с набросками. Затем он так же внимательно и долго разглядывал автора.
— Впереди у меня две пломбы и нет какого-то последнего зуба! — выпалила Плам.
— Да, но какой вы станете с течением времени? Вот что надо понять, прежде чем я возьмусь за вас. Талант у вас есть, а вот как насчет целеустремленности? И можно ли говорить о вашем продвижении? Готовы ли вы к тому, чтобы в случае успеха иметь дело со средствами массовой информации?
— А если предположить, что я не хочу, чтобы вы брались за меня? — немедленно ощетинилась Плам.
— Мы оба знаем, что вы хотите этого. — Бриз спокойно улыбнулся, шагнул к ней и, обняв за плечи, прошептал на ухо:
— Какая же ты хрупкая и маленькая!
Сквозь тонкую ткань она чувствовала тепло его руки, которую он положил ей на грудь, и задрожала. Она уже успела заметить, что руки у него были изящные, с длинными пальцами. Теперь, когда они мучительно медленно продвигались по ее груди, она подумала, что они очень нежные.
Дрожа от возбуждения, Плам расстегнула его пиджак и прильнула грудью к шелку рубашки, крепко обхватив руками его сильное мускулистое тело.
Бриз наклонил голову и губами разомкнул ее губы, потом втиснул ее руки меж их тесно прижатыми друг к другу телами, чтобы она ощутила его возбуждение. Захватив сзади облегающий бархат ее платья, он потянул его вверх, и вскоре она почувствовала его горячие ладони на своих бедрах, его тело еще сильнее прижалось к ней. Они раскачивались и трепетали от страсти.
— Разве нам больше некуда пойти? — прошептал он.
В мастерской не было ничего, кроме мольберта, холстов и обшарпанного стола, заляпанного краской, на котором лежала палитра и несколько выдавленных тюбиков краски.
— Некуда, — шепотом ответила она. — Там нас могут услышать дети.
Он приподнял ее, шагнул вперед, и она оказалась прижатой к стене. Дотянувшись до выключателя, он дернул за шнурок, и комната погрузилась в темноту. В один миг он сдернул с нее платье, и теперь она ощущала спиной холод жесткой стены. Она дрожала и от холода, и от возбуждения. В темноте она слышала, как он срывал с себя одежду.
Губы у него были сухие и горячие, его руки нежно гладили ее кожу. Силы разом покинули ее, и ей стало казаться, что она падает, но больше не чувствовала холода ледяной стены.
На следующий день Плам доехала на автобусе до Пиккадилли и, не чувствуя под собой ног, понеслась по Корк-стрит, которая славилась своими знаменитыми на весь мир картинными галереями. Перед большим витринным стеклом галереи Рассела она задержалась и со смущением уставилась на одинокую картину с рыбацкими лодками Кристофера Вуда. Помедлив немного, набралась смелости и толкнула входную дверь.
Кабинет Бриза в глубине здания не имел окон. Здесь было множество картин, в беспорядке приткнутых где попало. На полу валялись две деревянные фигурки ангелов эпохи короля Якова; повсюду, где это только было возможно, высились стопки дорогих книг по искусству. На столе лежали письма, диапозитивы, фотографии картин, газетные вырезки и пачки свежих утренних газет.
Бриз, в розовой шелковой рубашке, названивал по телефону, пытаясь обнаружить следы неизвестного наброска к «Острову мертвых» меланхоличного швейцарца Арнольда Бе клина.
Увидев Плам, он, не отрываясь от телефона, подозвал ее к себе поближе.
— Видела? О тебе неплохо написала «Стандард». — Он взял газету и стал читать вслух:
— «Раскаленные и переполненные страстью картины, на которых в водовороте красок угадывается естественный пейзаж — иногда романтический, иногда зловещий, — неизменно поражают силой экспрессии… этот свободный лиризм с огромной силой взывает к чувствам и создает необыкновенно радостное настроение». — Бриз посмотрел на нее с улыбкой:
— Разве можно придумать лучше, чем это — «необыкновенно радостное настроение». Дальше тут на все лады расхваливаются две картины, которые купил я. — Он пододвинул газету к Плам, а сам взял другую. — А вот послушай, что пишет сегодняшняя «Тайме»: «Одни из ее картин утонченно соблазнительны, другие обрушиваются на ваше сознание, как сорвавшаяся с гор лавина… из-под кисти этой художницы, не получившей высокого академического образования, вырываются сгустки мыслей и чувств… фаллические символы — дикие, огненные, едва контролируемые…» — Бриз рассмеялся.
