Дана развернулась и выскочила на кухню. Подойдя к раковине, она схватилась за прохладный фарфор, а угроза Джордана всё ещё звучала в её ушах.
Хаду позвонили из криминалистической лаборатории, когда он собирался уходить из офиса.
— Мы обнаружили слабые отпечатки пальцев на коробке конфет и кукле, — сообщил доктор Кросс. — Я решил провести тесты сам, потому что они связаны с твоим текущим расследованием. Интересное дело.
— Совпадают с чьими-нибудь? — спросил Сэвэдж.
— Отпечатков, идентичных найденным на кукле или на конфетах, в картотеке нет. На игрушке оставлено много пальчиков, все разные. Что касается коробки, они принадлежат одному человеку.
Сердце Хада пустилось вскачь.
— Моя помощница привезёт вам отпечатки для сравнения. Что насчёт самих конфет?
— Чистые, без отпечатков. И никаких следов яда или наркотиков. Насколько я могу сказать, это просто шоколад.
Шериф вздохнул с облегчением.
— Спасибо за скорость.
Он повесил трубку. Есть один человек, про отпечатки которого он не стал говорить Лайзе. Лэнни Ранкин.
Хад сам планировал снять их сегодня вечером. Он начал обзванивать местные бары, руководствуясь интуицией. Уже во втором бармен сообщил ему, что Лэнни там.
— Попытайся задержать его. Я всё оплачу, — попросил Хад. — Сейчас приеду.
Дана не удивилась, услышав тихий звук шагов позади и почувствовав запах дорогих духов своей сестры. Стоя у раковины, спиной к Стейси, она закрыла глаза, в ожидании ещё одной атаки. Очевидно, Джордан и Клэй послали сестру переубедить её.
— Дана, — тихо произнесла Стейси. — Мне надо тебе кое-что рассказать.
Дана не повернулась. Она хотела прямо спросить сестру, что произошло той ночью с Хадом, пять лет назад. Но, честно говоря, сейчас у неё не было сил выслушивать откровения.
— Ты не можешь игнорировать меня. Я же твоя сестра.
— Не напоминай, — Дана наконец сдалась и развернулась.
Глаза Стейси наполнились слезами, но она прикусила губу, сдерживая их, понимая, что плач лишь больше рассердит Дану. Как и ещё одно извинение.
— Мне надо во всём признаться, — продолжала сестра.
— Нет, — отрезала Дана. — Я же сказала, ничего не хочу слышать. Знаю, они прислали тебя, чтобы ты попыталась изменить моё мнение.
— Я пришла сюда не о ранчо говорить, — удивлённо ответила Стейси в ответ на это замечание. — Мне надо рассказать тебе о Хаде.
Дана почувствовала, как краснеет.
— Я бы лучше обсудила продажу земли.
Она попыталась пройти мимо сестры, но та схватила её за руку и прошептала:
— Я солгала.
Дана замерла, уставившись в лицо Стейси.
Та медленно кивнула, заливаясь слезами.
— Я не спала с ним, — продолжала она шёпотом, оглядываясь, словно опасалась, что братья могут подслушивать.
— Что это? Хитрая уловка, чтобы заставить меня продать ранчо? — Дане не верилось, как низко может пасть сестра.
— Это не имеет к ранчо никакого отношения, — покачала головой Стейси, плача. — Мне надо рассказать тебе правду, неважно, что со мной случится. Я не хотела так поступать.
Пульс Даны участился.
— Ты о чём? — переспросила она, вспомнив, как Хад упомянул, что Стейси той ночью действовала не одна. Сестра сжала её руку.
— У меня не было выбора.
— Выбор всегда есть, — заметила Дана, приглушив голос. — Что произошло той ночью?
Стейси испугалась, отпустив сестру, и снова оглянулась.
— Стой здесь, — приказала Дана и прошла к двери в гостиную. — Уходите, — обратилась она к Джордану и Клэю. Младший брат сразу поднялся, но старший не пошевелился.
— Мы не закончили, — рассердился он. — И я не уйду, пока мы всё не решим. Так или иначе.
— Нам со Стейси надо поговорить, — отозвалась Дана, притворившись, что она хочет наладить отношения с сестрой, прежде чем продавать ранчо.
Клэй уже направлялся к двери, когда Джордан неохотно поднялся. Младший брат открыл дверь и остановился. Дане заметила причину. Пикап их отца только что въехал во двор.
— Я буду снаружи, поговорю с папой, — заявил Джордан и почти выпихнул Клэя на улицу.
«Что тут делает отец?», — подумала Дана, торопясь обратно на кухню. Без сомнения, кто-то из этих троих потребовал его помощи, чтобы добиться продажи ранчо. Ублюдки.
Стейси сидела за столом, закрыв лицо руками. Дана притворила кухонную дверь, услышав, как отец и братья разговаривают на крыльце. Кажется, Ангус и Джордан спорили.
«О чём это?», — гадала она. И опасалась, что скоро узнает. Но сейчас надо было получить кое-какие ответы от сестры.
Стейси подняла взгляд, когда Дана закрывала дверь.
— Мне так жаль.
— Не начинай снова. Просто расскажи мне. — Дана не присела. Осталась стоять, скрестив руки на груди, чтобы они не тряслись от желания придушить Стейси. — Расскажи всё, и что бы это ни было, не лги.
Стейси начала рыдать.
— Я говорю, что не спала с Хадом, разве этого недостаточно?
— Нет. Мне надо знать, как он к тебе попал. Забрал тебя из бара? Или ты его?
Стейси заплакала сильнее.
— Я забрала его.
— Как?
Хад клялся, что выпил только бокал. Но она помнит, что люди в баре той ночью утверждали, будто он с ног валился, когда уезжал со Стейси.
— Я его опоила.
Дана уставилась на сестру, не веря своим ушам.
— Ты его опоила?!
— Мне пришлось! — крикнула Стейси. — И прежде чем наркотик вырубил его полностью, я вытащила его на улицу и посадила в свою машину.
Дана услышала громкие возгласы из гостиной. Те трое перенесли свой спор с улицы в дом. Но это едва её беспокоило. Стейси призналась, что опоила Хада и затащила его к себе в машину.
— Мне надо было привезти его к себе, — запиналась Стейси, рыдая. — Я подумала, что это всё. Я не хотела. Клянусь. Но если бы я не…
Она начала всхлипывать. Ангус и Джордан орали друг на друга в соседней комнате, слова невозможно было разобрать.
— Что ты сделала? — потребовала ответа Дана, подойдя к сестре.
— Я не знала, что это должно было выглядеть так, будто я с ним переспала, когда ты явишься ко мне на следующее утро, — плакала Стейси. — Я не хотела причинить тебе боль.
Дана вспомнила изумление на лицах Хада и Стейси, когда они увидели её тем утром. Она посчитала это удивлением от того, что их застали. Но теперь ей припомнилось и их недоумение.
— Зачем же признаваться теперь? — потребовала она ответа. — Почему нельзя было рассказать пять лет назад, пока ты всё не испортила?
— Я не могла. Была напугана. И всё ещё боюсь, но больше не могу так жить.
