— Скажи, нас уже не собьют?
— Если только ракетой. — Макс засмеялся. — Ракет в доме нет. Ты что надулась? Самое страшное позади. Впереди свобода!
— Я, может, только на земле свободу почувствую, а в небе никак не смогу. Небо такое темное, ни одной звездочки, как и куда мы будем садиться?
— Расслабься и доверься мне. Я же сказал, что сядем.
Тут до меня дошло, что мы уже находимся далеко от этого проклятого дома. Страх потихоньку стал исчезать, и я почувствовала ни с чем не сравнимое облегчение. Я со слезами на глазах посмотрела на Макса.
— Слушай, это всё?
— Всё.
— Я больше никогда не вернусь в этот дурдом?
— Никогда.
— Господи, и что бы я без тебя делала?
— Нашла бы еще одного идиота.
— Не нашла бы.
— Почему?
— Потому что такой идиот один-единственный. — Я счастливо рассмеялась.
— Ты хочешь сказать, что таких идиотов нужно еще поискать?
— Это точно. Слушай, и когда ты всему научился?
— Чему именно?
— Водить самолет, спасать известных актрис, убивать страшных уродов.
— Я всегда был очень способным.
Мы говорили, вернее, даже кричали очень громко, потому что шум двигателей постоянно заглушал наши голоса.
— Макс, а почему ты решил мне помочь? — спросила я.
— По кочану!
— А мне кажется, что ты в меня влюбился.
— Что?
— Мне кажется, что ты в меня втрескался по самые уши!
— Дура ты, — огрызнулся Макс.
— Я тебя, между прочим, еще ни разу не оскорбила.
— А я не несу такую чушь, как ты.
— Ты считаешь любовь чушью?
— В данный момент — да.
— А мне кажется, что ты меня просто боишься.
— Ерунда. Ты совсем не страшная. Скоро будем садиться.
— Скоро посадка, а ты так и не успел признаться мне в своих чувствах.
Макс покрутил пальцем у виска.
— Привыкла, что тебе все признаются? От меня не дождешься. Я не отношусь ни к твоим поклонникам, ни к твоим фанатам. Я помог тебе просто по-человечески.
— Мне было бы приятно услышать признание именно от тебя.
— Я же сказал: не дождешься.
— Ну и ладно… Я пошутила. Слушай, лечу на таком самолете первый раз.
Вдруг сверкнула страшная молния и пошел сильный ливень вперемешку с градом.
— Что это? — Я вжалась в кресло и от страха снова закрыла глаза.
— Как что? Гроза. Нужно найти площадку, куда можно сесть. Кругом лес. Если садиться на деревья, разлетимся в куски. Нам нужен луг или приличная дорога.
Началась ужасная качка, у меня на лбу выступил холодный пот.
— Макс, мы падаем! Бог мой, мы падаем! Бог мой! — завопила я.
— Сиди спокойно и не ори под руку, — глухо проговорил не менее перепуганный Макс, который пытался скрыть свое состояние. — Ищи место для посадки. Это самое главное.
— Я ничего не вижу!
— Не ори.
— Мы упадем! — завопила я и получила от Макса капитальную затрещину.
— Не смей меня бить! — Я почти визжала и с ужасом смотрела на полыхающие в небе молнии. — Кто дал тебе право на меня руку поднимать?
— Сиди спокойно и не нервируй меня. Я же просил — заткнись! Если тебе страшно, закрой глаза. Если не замолчишь, я выкину тебя из самолета.
Его слова на меня подействовали, я замолчала, но это не означало, что успокоилась и перестала бояться. Я была на грани истерики. Макс сидел с каменным лицом, костяшки пальцев на штурвале побелели от напряжения. Самолет кидало из стороны в сторону.
— Мы не разобьемся? — не выдержала я.
— Нет. Все будет нормально, если будешь спокойно сидеть и страдать про себя.
Я вытерла слезы и забормотала:
— Я знала, что мне никогда не убежать из этого дома. Знала… Может, и вправду говорят, что его покидают только мертвые… Ведь этот дом полон мистики. Все время стояла хорошая погода, а как только мы собрались бежать, видишь, что случилось.
— Обыкновенная рядовая гроза.
— Нет, это знак свыше.
— Не говори ерунды. Надо садиться. Так я еще никогда не летал.
— Как?
— Неизвестно где и неизвестно куда. Это называется полет вслепую, да еще и погода такая ужасная. Ничего, зато будет что вспомнить.
— А ты оптимист.
— А по-другому нельзя.
Самолет затрясло. Макс испуганно посмотрел на меня и закричал:
— Нагнись!
— Что?
— Нагнись! Нагни голову к коленям и обхвати ее руками!
— Зачем?!
— Делай, что говорю!
Я быстро нагнулась и обхватила голову руками.
— А ты?
— Так и сиди. Я сейчас буду снижаться.
— Господи, господи… — словно в бреду шептала я, тихонько всхлипывая. — Господи, помоги. Господи, сохрани. Может быть, я не так религиозна, но я всегда в тебя верила, Господи… Я всегда в тебя верила. Если я спасусь, я поставлю ровно столько свечек, на сколько хватит денег. Если я спасусь… Я же знаю, что ты есть. Я это знаю. Ты всегда меня берег и выручал. Так выручи еще раз. Пожалуйста, выручи…
Показалось, что мое сердце не выдержит и разорвется. Лопнет еще до того, как развалится самолет. Ведь в авиакатастрофах есть люди, которые погибают еще до развала машины. От жуткого страха у меня свело живот и онемели ноги. Внутренний голос твердил, что это конец.
Буквально в считанные секунды я подумала о Денисе, Светке, о своей милой, заботливой и любимой маме… О всех, кто меня любил и кто сильно меня ненавидел… Я простила всех, кто когда-либо сделал мне больно и навлек на меня беду.
Я пожелала долгих и счастливых лет жизни своим врагам, которых у меня практически и не было. Мира и любви тем, кто меня никогда не любил, кто мне страшно завидовал и старался поставить подножку в самый тяжелый момент. Кто не подавал мне руки и никогда не помогал подняться. Удачи вам всем и спокойствия. Затем я попросила прощения у всех, кому сделала больно и кому нанесла хоть какую-то обиду. А их много. Их очень много. Я просила прощения за свой эгоизм, за свою беспринципность и за свою черствость. Я умоляла простить меня за то, что никогда не умела любить. Наверно, именно поэтому меня никогда не любили другие. Я просила прощения у своих мужчин, половину имен которых я даже не помню. Но одно имя запало мне в душу. Мельников Владимир… Молодая, бесшабашная девчонка и взрослый, перспективный мужчина… Неудачница и удачливый адвокат. Я прошу у тебя прощения за мою молодость и твою зрелость. За мою беспечность и твой разум. За твою боль и мое безразличие. За твое приобретение и мою потерю. За твою устроенность и мое одиночество.
Я попросила прощения у своих родственников, с которыми никогда не была близка, но которых всегда любила. Пусть скрыто, но честно. Я люблю вас всех, хоть вы и такие далекие, но вы совсем не забытые. Я люблю вас и очень переживаю за то, что так и не смогла сказать этого раньше. Наверно, никогда нельзя скупиться на чувства. Никогда. Но это не мы скупимся на них. Нас заставляет скупиться жизнь.
