— Один раз не получится, — сказал он.
Ренни находилась в подвешенном состоянии, каждую секунду она ждала, когда что-нибудь произойдет. «Может быть, это минутный каприз», — думала она. Ее приятели, Иокаста, например, рассматривала бы это, как новое приключение. Как вещь, которую можно коллекционировать, добавить к уже имеющимся экспонатам. А затем обменять с друзьями, показать и рассказать о ней. Но Ренни тяжело было думать о Дэниэле, как о простом приключении, а кроме того, что рассказывать?
— Что ты от этого получаешь? — спросила она. — Чего ты хочешь?
— Разве обязательно должно что-то быть? Я просто хочу, чтобы все шло своим чередом.
— Но что? Ничего же нет. В этом ничего нет.
Он выглядел обиженным, и ей стало стыдно за себя. Возможно, ему нужна просто лазейка, как простому смертному; маленькая, не слишком большая; окно, а не дверь.
— Я мог бы задать тебе тот же вопрос, — сказал он.
«Я хочу, чтобы ты спас мне жизнь, — думала Ренни. — Ты уже это сделал однажды, можешь сделать снова. Она хотела, чтобы он сказал ей, что с ней все в порядке, она хотела ему верить.»
— Я не знаю, — сказала она. — Она действительно не знала. Возможно, она и не хотела, чтобы он лег с ней в постель или даже коснулся ее, возможно, она любила его, потому что он был в безопасности, и не было абсолютно ничего, что он мог бы потребовать.
Иногда они держались за руки под столом; в те долгие недели, а потом и месяцы это было почти пределом того, что она могла вынести. Потом она много часов хранила в себе очертания его руки.
Кто-то стучится в дверь. В комнате темно. Тот, что поет по ночам, стоит прямо у нее под окном и звучит та же музыка.
Стук продолжается. Наверное, это горничная, которая с запозданием пришла стелить постель. Ренни сбрасывает сырую простыню, идет босиком к двери, открывает ее. За дверью Поль, одним плечом он облокотился о стену, он совсем не похож на торговца.
— Вам не следует так открывать дверь, — улыбается он. — Это мог быть кто угодно.
Ренни чувствует себя неудобно.
— На этот раз мне повезло, — отвечает она.
Она рада его видеть, он здесь больше всего подходит под определение «знакомого». Может быть, просто зачеркнуть вчерашний день и начать все сначала, как будто ничего не произошло. В этом есть доля истины: ничего и не произошло.
— Я подумал, что может быть вы захотите пообедать, — сказал он. — Там, где действительно кормят.
— Я только надену туфли, — Ренни включает лампу.
Поль входит в комнату и закрывает дверь, но не садится. Он стоит, глазея, по сторонам, как будто попал в картинную галерею, а Ренни тем временем берет сандалии и сумочку и идет в ванную, взглянуть, но что она похожа. Она расчесывает волосы и слегка подкрашивает глаза голубым карандашом, не слишком сильно. Она думает не переменить ли платье, но отбрасывает эту мысль, он может решить, что она придает слишком большое значение обеду. Когда она выходит, он сидит на краю кровати.
— Я дремала, — оправдывается Ренни за неприбранную кровать.
— Вижу, вы получили Лорину посылку, — говорит он. — Без проблем?
— Да, только она оказалась немного больше, чем я ожидала, и теперь не знаю, что с ней делать. — Ей приходит в голову, что она может спихнуть коробку Полю, раз уж он знает Лору. — Я понятия не имею, где живет эта женщина, — произносит Ренни как можно беспомощнее.
— Эльва? — спрашивает Поль. — Вам достаточно доставить коробку на Святую Агату, туда каждый день отходит лодка в полдень. Там вам уже каждый скажет.
Он не предложил своих услуг.
Ренни выключает лампу, закрывает дверь. Они приходят мимо конторки, под испепеляющим взглядом англичанки, и Ренни чувствует, как она выползает из своего убежища.
— Обед это только начало, — произносит англичанка им вслед.
— Извините? — говорит Ренни.
— Даже если не будете есть, все равно вам придется заплатить за это. Это только начало.
— Я в курсе, — говорит Ренни.
— Мы закрываемся в двенадцать, — сообщает англичанка.
Ренни начинает понимать, почему ей так не по душе эта женщина. Из-за неодобрения, чисто машинального, с полным сознанием собственного на то права, из-за недоброжелательности. Ренни собаку на этом съела, это часть ее прошлого. Что бы с ней не случилось, англичанка скажет, что она сама напросилась; если это будет что-то плохое.
Они идут вниз по каменным ступеням, затем через маленький сырой дворик. Поль берет Ренни за руку выше локтя, его пальцы врезаются в кожу.
— Продолжайте идти вперед, — он ее тянет.
Теперь она понимает о чем он говорит. Чуть выше по улице, в тусклом свете канцелярской лавки двое полицейских в голубых рубашках избивают человека. Он стоит на четвереньках на изрытой дороге, а они пинают его ногами в живот, в спину.
Ренни думает только о том, что полицейские обуты, а человек босой. Она никогда раньше не видела, чтобы так избивали человека, только на фотографиях. Стоит что-то сфотографировать, как это становится предметом искусства.
Ренни остановилась, хотя Поль и подталкивает ее, стараясь не дать ей остановиться.
— Они не любят, когда глазеют, — говорит он.
Ренни не знает, кого он имеет в виду. Полицейских, или людей, которых они избивают. Наверное, это унизительно, когда другие видят твою беспомощность. На улице стоят еще люди, обычные группки и кружки, но они не глазеют, они посмотрят и отводят взгляд. Некоторые из них движутся, никто ничего не предпринимает, но те, кто передвигаются меняют свой курс, они тщательно обходят человека, который уже согнулся пополам.
— Пойдем, — говорит Поль, и на этот раз Ренни повинуется.
Человек пытается встать на колени, полицейские стоят сзади, наблюдая за ним с выражением, которое напоминает легкое любопытство, как дети, наблюдающие за жуком, которому оторвали ноги. «Наверное, они сейчас начнут кидаться в него камнями», — думает Ренни, вспоминая школу. Чтобы посмотреть, куда он поползет. Собственная завороженность приводит ее в ужас. Он поднимает лицо, по нему струится кровь, ему, наверное, разбили голову, человек смотрит прямо на Ренни. Она вспоминает пьянчуг на Йонг-стрит, которые смотрели на нее так же. Что это, призыв? Мольба о помощи? Ненависть? На нее смотрели с предельной дотошностью, ее не забудут.
Это старик. Он не совсем немой, потому что издает какие-то звуки, стон, сдавленное вымучивание речи, что хуже, чем простое молчание.
Они подходят к джипу, и на этот раз Поль открывает дверцу и помогает ей забраться внутрь, он хочет, чтобы она там оказалась как можно скорее. Он тщательно закрывает дверь, проверяет, чтобы удостовериться, что она действительно захлопнулась.
