же секунду. Вот меня за шею и плечо держали сильные грубые руки. Вот их уже нет. Я стою одна посредине озера. И пока вода успокаивалась, я тоже приходила в себя. И замерзала. Ноги по колено нещадно жгло. Тысячи игл впивались в кожу, как и в глаза, которые снова заполнились слезами.
Еще никогда никто так со мной не обращался. Еще никогда за всю свою жизнь я не подвергалась подобным унижениям.
Я повернулась посмотреть на возвышающиеся над озером гору и Луну полную, чистую, смеющуюся над моим горем. И только вздохнув полной грудью, впитав в себя всю прелесть ночной тиши, решилась повернуться в сторону берега. И тут же задыхаюсь снова.
Он стоит возле машины, абсолютно голый и тело в холодной воде обдает огненной, горящей лавой.
До берега всего несколько шагов и огромный джип чероки черный зверь на фоне леса. А рядом магнат. И то, что, судя по всему, является половым органом между ног. Я закрываю рот, отворачиваюсь и сглатываю. Ну, да. Судя по виду, оно такое же огромное.
Краем глаза вижу, как он уже заканчивает одеваться в сухое.
– Выходите, Нина.
Короткие приказы. Интересно, а он может сложить предложение с более чем пятью словами?
Иди уже, Нина. На сегодня ты показала себя достаточной дурой. Да, иду. Медленно, стараясь не смотреть, как за белоснежной рубашкой скрывается покатая грудь со стрелой волос, спускающейся по животу. Плоскому, мускулистому.
Борис Александрович поднял взгляд, натянул черную футболку и достал из машины что-то большое. Бросил на капот, а сам сел в машину.
Не знаю почему, но без него, напротив, выходить стало легче. Я выбралась на берег, взяла с капота теплое покрывало и полностью в него завернулась.
Стала дергать ручку передней двери, но она оказалась закрытой. Борис Александрович бросает не меня взгляд и кивает назад.
Я хотела вперед.
Я хотела поговорить. Понять. Хоть что-то из сегодняшнего вечера.
Но когда села назад, у меня не было даже возможности взглянуть ему в лицо. Оставалось только смотреть, как за окном полосой пролетают деревья и дома. Как тучи танцуют по небу, предвещая о скорой смене погоды. Как деревья касаются звездного неба.
Наверное, так можно ехать всю жизнь. Такое вот перепутье. Между тем, кем я была раньше. И кто я теперь.
Но не задать вопрос, мучавший меня, я не могла. Судя по всему, мой рыцарь начинать разговор не собирался.
– Вы всегда помогаете девушкам в беде? – спрашиваю я перед тем, как выйти из машины, и в зеркале заднего вида чуть появляются его глаза, под чуть сведенными бровями. В душу дрелью высверливаются.
Глава 7.
– У любого доброго поступка есть обратная сторона, запомните это, Нина, – изрекает он, и я открываю рот, чтобы спросить, но оказываюсь перебита жестким:
– Выходите, мне надо ехать.
Вот и все.
Я выбралась из машины, что тут же газанула и оставила надо мной облако полупрозрачной пыли. Дома никого не было. Отец на смене. Мать трудится на железных дорогах кондуктором. Старшая сестра учится в Лондоне.
Она у меня гений и красавица. Сама выучила английский. Потом арабский, а в Лондоне еще французский изучает.
С самого детства я слышала слова, что весь ум и красота ушли в первую дочь, а я так… В довесок.
Нет, нет, не думайте, я не обижаюсь. Меня не обделяли вниманием. Скорее даже уделяли больше. Как будто я вечно чем-то болею.
Включив горячий душ, я попала под тугие струи и смогла наконец дать волю слезам. Плакала обо всем. О разодранном платье. О потерянной любви. О том, что родителей нет на месте, и пожаловаться некому. А магнат. Он такой, что даже подумать страшно. Что-то же он обо мне напридумывал?
Я же почти взяла у него в рот.
Никогда раньше об этом не думала. Скорее, вообще игнорировала данный вид отношений между мужчиной и женщиной. Но в тот момент мне казалось это настолько правильным и естественным, что голова до сих пор идет кругом.
Это все, конечно, наркотики. Что-то, что вызывает подобные, свободные мысли и желания.
Неправильные. Порочные. Грязные. Тогда почему же внутри живота снова зреет это ощущение тянущей боли, и почему и без того влажные складки кажутся мокрыми.
Я протянула руку вниз, и тут же одернула.
Нет. Так нельзя. А грудь. Соски до сих пор ноют после его крупных пальцев. Таких жестких и строгих одновременно. Сейчас я понимала. Это наказание. Не будь я девственницей, он бы взял меня прямо там. Насадил на кол и окончательно заставил бы потерять разум.
Раньше я даже не трогала себя никогда, только вот сейчас захотелось. Понять, что же хотело в тот момент мое тело. На что оно способно? Кроме того, как быть облеванным тем, кого я любила.
Мысли о самоудовлетворении напрочь выжигают воспоминание об Андрее. Как он мог? Накачать меня и пытаться взять силой!
Как он мог так поступить с моими чувствами? Как, как…
Так и повторяю себе это, пока ложусь спать. Пока думаю, а волнует ли Бориса Александровича мнение окружающих. А стал бы он брать женщину силой?
А во сне я снова у той стены. Снова отбиваюсь от насильника, снова кричу. Особенно, когда он дергает мои волосы, задирает мою голову и жадно касается шеи губами. И я сквозь страх и слезы слышу душок запаха настоящей кожи в автомобиле и цитрусовые нотки.
И уже вместо того, чтобы оттолкнуть, обнимаю широкие плечи. Пробегаю пальчиками по воротнику почему-то влажной рубашки и снимаю ее с него. Хочу ощутить его таким вот. Обнаженным. Первобытным. Настоящим зверьем. Хочу попробовать на вкус его поцелуй. Хочу, хочу…
Он отрывается от моей шеи, смотрит в глаза, и я кричу от страха, потому что его глаза остекленелые. Мертвые. Пустые.
И тело его красивое все в крови. И он падает, а я не успеваю отцепиться. Падаю за ним, прижатая к груди в пропасть. Туда, выхода откуда не находил никто.
На утро открываю глаза резко, когда слышу настойчивый звонок в дверь.
На пороге комнаты появляется заспанная мама, коротко машет мне рукой.
– Опять отец ключи забыл? Да иду, я иду! – кричит она, а меня после сна холод мертвенный не отпускает. Поднимаюсь с постели и вспоминаю, что отец точно взял ключи. Я сама положила ему их в карман.
– Мама! – хочу выйти из комнаты, но что-то твердое толкает меня назад. Хлопаю глазами, ничего не понимая.
– Поаккуратнее, – слышу голос начальника городского отделения милиции, по совместительству лучшего друга отца. – Это тебе не шлюха привокзальная. Привет, Нинуль.
Он виновато снимает кепку, вытирает пот со лба, пока толкнувший меня офицер держит меня на мушке Калашникова.
Пот стекает по спине, и я перевожу взгляд левее, на кровать сажусь.
– Дядя Яша, что случилось-то?
– Да опусти ты уже его, – дергает ствол вниз дядя
