- Когда? - прохрипел он. - Когда... это... было?
- В середине апреля. Почти месяц назад. Сейчас май на дворе. Все это время вы были без сознания.
«Неправда! Я все о вас знаю, все видел и все помню!»
- Сейчас вы в реанимационной палате. Честно сказать, никто не ожидал. Но... Хороший уход, здоровый организм... Жене спасибо скажите.
- А вам?
- Мне... Это моя работа.
«Это моя работа», - вспомнил вдруг он. Теперь только понял, как же все это глупо. И далеко. Далеко и глупо. Герман прав. Герман...
- Где Герман?
- Что? - зашевелила губами жена.
- Почему... Почему ты так тихо говоришь? Почему вы все так тихо говорите?
Они переглянулись. Заметил тревогу в глазах жены. Что-то с ним не так. И где Герман?
- Саша, тебе надо отдохнуть, - заботливо сказала жена.
Он и сам чувствовал, что устал. Маша взяла шприц, вновь переглянулась с доктором. Тот еле заметно кивнул. Укола не почувствовал, голова болела сильнее. Потом любимая темнота приняла в свои прохладные объятия. Жаль, что теперь она лишена абсолюта. В ней появились звуки. И золотые мухи. Они мелькали, суетились, жужжали и не давали забыться. Иногда жалили. Больно.
Проснувшись, вновь увидел солнечный свет и зеленые листья. День продолжался. Время для человека здорового и человека больного течет по-разному. У больного оно раскалывается на две части: до болезни и после. Та, что после, сливается в сплошную полосу. Неделящуюся на временные отрезки. Весь ее смысл - вернуться к нормальной жизни. К той, что была до болезни. Той, в которой есть дни недели, часы, минуты...
В какой-то момент этого бесконечного дня в палате появился Герман и целиком заполнил ее маленькое пространство. Большой, шумный, веселый. Или кажущийся веселым? Принес фрукты, конфеты, минеральную воду и принялся раскладывать все это на тумбочке. Маша молча следила за ним. Не хотелось бы поймать ее взгляд. Герман был все также красив. Светлая рубашка оттеняла золотой загар, губы, как всегда, с началом весны и тепла потемнели, словно на них запеклась кровь.
— Ему нельзя конфеты, — сказала Маша.
- Ты съешь, - широко улыбнулся Герман. -Женщины любят сладкое.
Маша покраснела. Завьялов застонал. «Ну зачем все это? Зачем?»
- Что, Зява, болит? — заботливо спросил Герман, присев у кровати.
Маша отошла к окну. Но из палаты не ушла. Он бы на ее месте сбежал, рядом с Германом ни одна женщина не может чувствовать себя в безопасности.
- Расскажи, - попросил он.
Горанин все понял. Заговорил неторопливо, явно подбирая слова:
- Понимаешь, какая штука вышла. Косой решил вытрясти из моего соседа деньги. Как-никак директор рынка! Хотел нагрянуть ночью, прижать его маленько и расколоть на кругленькую сумму. Ворвался в дом с оружием... А тут мы.
- Это он так говорит? - спросил, поморщившись.
- Кто он?
- Директор. Рынка.
- Ну да. А есть основания ему не верить? Нет оснований, - весело сказал Герман.
- Значит, ты его взял? Косого?
- Да видишь ли... Ушел он. -- Как так? - спросил вяло.
- Я выстрелил. Но не попал. Разнервничался. Из-за тебя. Мне в тот момент важен был ты, понимаешь? Если бы тебя вовремя не доставили в больницу...
- Благодетель, - криво усмехнулся Завьялов.
- Думаешь, я испугался? - Горанин расправил широкие плечи. - Да я этого Косого из-под земли достану!
- Надо было тогда... целиться лучше.
- В городе говорят, что Герман Георгиевич -настоящий герой, - вмешалась Маша. - Спас семью соседа. Они ему так благодарны! Ты себе даже не представляешь! И еще Герман Георгиевич теперь везде ходит с оружием. На него ведь могут напасть! - Жена испуганно округлила глаза.
Маше недавно исполнилось двадцать пять лет, Горанина, которому через два года должно было стукнуть сорок, она называла по имени-отчеству: молва о его подвигах уже витала по городу, когда Маша Завьялова еще училась в школе.
- Как все это... неприятно. Да, неприятно, -выдавил он. И тут же подумал: «Я его ненавижу».
- Что, Саша, плохо? - встрепенулся Герман. -Вижу: плохо. Знаешь, я, пожалуй, пойду, не буду тебе мешать. Вам. - И посмотрел на Машу. Маша покраснела.
Заметил, что жена упорно не смотрит Гора-нину в глаза. Если бы он, Зява, был женщиной, выдержал бы он его взгляд? Вот Германа смутить невозможно, в этом его сила. Когда Герман смотрит на женщину, взгляд у него ласкающий и наглый. В нем не просьба, а приказ. Александр застонал, сжав зубы.
- Уходи, - сказал, отвернувшись к стене.
- Вижу, ты не в себе, - поднялся со стула Герман. - Но ничего, пройдет.
Понял уже: не пройдет. Вот он, Герман Горанин. Здоровый, красивый. И — герой! Надо же! Ему все сходит с рук! Ведь это ложь от первою до последнего слова! Если бы в дом директора рынка ворвались, угрожая оружием, были бы слышны крики! А было тихо. Он прекрасно помнит, что было тихо. До того, как хрусталь морозного апрельского воздуха вдребезги разбил выстрел.
- Проводи меня, - велел Горанин Маше.
- Останься, — попросил Завьялов.
- Сашенька, мне надо зайти к Степану Ильичу, - ласково сказала Маша и вслед за Германом вышла из палаты.
Вот так. Хоть ты умри здесь. Не умер. Ни в тот день, ни после. А в середине лета его выписали из больницы.
Сумерки его жизни продолжались. Диагноз, с которым выписали, оказался неутешительным. Долго изучал медицинскую карту, пытаясь разоб1-рать каракули врачей. Те словно соревновались в отвратительно сти почерка. Растолковала Маша, которая работала в той же больнице медсестрой.
- Ты больше не можешь работать в милиции, Саша. Ты больше вообще не можешь работать, -сказала жена.
Приговор медиков потряс до глубины души:
- Как так?
- Тебе надо пройти медкомиссию.
- Да меня каждый день врачи осматривают! До дыр уже засмотрели! - неловко попытался пошутить он.
- Ты не понял. Тебе надо пройти ВТЭК.
- Что сие значит? - наморщил он лоб.
- Консилиум врачей, который определяет, может ли человек работать, - осторожно сказала Маша и поспешила добавить: — Я уже обо всем договорилась. И Герман Георгиевич... - Она вдруг запнулась.
- То есть... Ты хочешь сказать, что...
Он боялся выговорить это вслух. Ему ведь и сорока еще нет!
- Не надо волноваться, Саша. И с этим люди живут.
Он подошел к зеркалу. Повязку уже сняли, на обритой голове отрастал седой ежик волос. Седой... Потрогал шрам и невольно поморщился. «Не болит, но отчего же так не по себе?» Вслух сказал:
- Я чувствую себя абсолютно здоровым. Жена вздохнула.
