Я не сомневалась в том, что они очень привязаны друг к другу. И все же было что-то мистическое в этом феномене, когда два разных существа оказываются так похожи и в то же время так отличаются друг от друга. Одна кровь, одна плоть, но разные умы, взращенные в разном окружении, в разных семьях… Джон отличался рассудительностью и спокойным нравом, и ему не раз приходилось усмирять воинственную и порывистую натуру брата. Он всегда вставал на защиту Александера, когда тот совершал очередную глупость, а это случалось очень часто. И все-таки я чувствовала, что с некоторых пор братья стали ладить друг с другом хуже, чем прежде. Может, этого бы не произошло, если бы их не разлучили в раннем детстве? Одно было ясно: эта разлука была ужасной ошибкой.
Начало этой истории положила преждевременная смерть маленькой Сары. Она была всего на два года старше близнецов и умерла от дифтерии. Скоро выяснилось, что заболел также и Колл, который был на год младше Сары, а следом за ним и Джон. Испугавшись за Александера, Дункан с Марион решили отправить его в Гленлайон, в семью деда по материнской линии. Мальчик должен был вернуться домой, как только его братья выздоровеют… если, конечно, Господь над ними смилостивится. Прошло несколько долгих месяцев, прежде чем случилось чудо и оба мальчика поправились. Разумеется, болезнь не прошла без последствий, однако со временем они забылись. И все же измученная тревогами Марион опасалась, что Александер, который был слабее Джона, может заразиться, и его еще на какое-то время оставили в Гленлайоне.
Жизнь в Гленко не становилась легче, и месяцы растянулись на годы. По прошествии трех лет к Марион наконец вернулись силы и мальчик стал жить на два дома – летом у родителей, а зимой у деда. Только три года назад Александер окончательно вернулся в долину и с тех пор пытался завоевать себе место в клане. Его считали чужаком, и это ужасно его ранило.
Была ли тому причиной ревность или непонимание, но он часто оказывался в одиночестве. В доме деда по материнской линии его воспитывали как сына лэрда, и он жил в комфорте, которого иначе ему бы никогда не довелось узнать. Все это делало Александера чужаком в глазах его братьев и сестер. В довершение всего дед, лэрд Джон Кэмпбелл по прозвищу Желтоволосый, относился к мальчику с особой любовью, и это вызывало зависть у других его внуков.
Внезапно между мальчишками, только что мирно игравшими в догонялки, вспыхнула ссора. Как обычно, Джон встал между Малькольмом Хендерсоном и Александером, который никак не хотел уступать.
– Не понимаю, почему он так себя ведет, – пробормотал Дункан, который тоже наблюдал за детьми. – Всегда и со всеми он ищет ссоры… Почему? Иногда мне кажется, что лучше было бы оставить его дома…
– Дункан, мальчику очень тяжело. Здесь для всех он – Кэмпбелл, а в Гленлайоне – какой-то там жалкий Макдональд. Неужели не ясно? Он ищет себя, и твоя обязанность – помочь ему понять, кто он есть. Фамилия остается пустым звуком, если у человека, который ее носит, нет души.
Тряхнув в знак согласия волосами цвета воронова крыла с проблесками седины, Дункан посмотрел на наши соединенные руки, лежащие на моем поношенном арисэде[8]. Они с Марион давно поняли, что отсылать сына надолго в Гленлайон было ошибкой, и теперь терзались угрызениями совести, я это знала. Однако воинственный нрав сына часто выводил Дункана из себя. Это по его почину к мальчику приклеилось обидное прозвище Ала́с[9]. Дункан знал, что ему предстоит наладить отношения с этим ребенком, который без конца пытался своими шалостями привлечь к себе внимание. И он поклялся, что впредь ничто не разлучит его с сыновьями. Ему нужно было научиться принимать сына таким, каков он есть, с его мятежным нравом.
– Вот отец, он мог с ним договориться… Не понимаю, почему у меня не получается. Я так хочу, чтобы он понял – мы с Марион давно осознали, что поступили неправильно, разлучив их с Джоном, этого нельзя было делать! Если бы только отец сейчас был с нами…
От волнения у него пересохло в горле, и он крепко стиснул мои дрожащие пальцы. Если бы Лиам был сейчас с нами! Я закрыла глаза, вспоминая тот ужасный день, когда Лиам поцеловал меня в последний раз. Тогда, как и сегодня, тоже было прохладно и ясно. Кузнечики весело стрекотали в выгоревшей траве. Тонкие кружевные листья папоротника рыжели под лучами яркого солнца. Лето 1743 подходило к концу. Не прошло и недели после похорон Маргарет, старшей дочери Дункана, которая умерла в родовых муках вместе со своей новорожденной малышкой Эйблин, как Лиам с Дунканом и еще пятью мужчинами клана снова отправились в Лоуленд. Там их поджидала банда Буханана и Макгрегоры.
Минуло пару недель. Слухи о том, что назревает новый мятеж, всполошили представителей власти, и «Черная стража» стала чаще наведываться в Хайленд. Разминуться с ней на новых дорогах становилось все труднее. Спеша домой с добычей, Лиам и Дункан рискнули поехать по военной дороге, которая соединяла форт Уильям с озером Лох-Ломонд и проходила мимо восточного входа в долину Гленко. К несчастью, случилось так, что отряд «Черной стражи» как раз спустился по обрывистой тропе, которую в наших краях называют Тропой дьявола, и наткнулся на наших.
Позже Дункан рассказывал, что Лиам и командир патруля обменялись парой фраз – без особого радушия, но вполне спокойно. И вот, когда отряды уже готовы были разъехаться каждый в свою сторону, грянул выстрел. Этот звук, усиленный эхом, заставил всех на мгновение замереть, но уже в следующий миг Лиам с товарищами, решив, что солдаты стреляют в них, открыли ответную пальбу. После ожесточенной перестрелки двое солдат были убиты, трое наших – ранены. Отряду Лиама удалось уйти от погони. Они укрылись в горах, избежав тем самым поголовного истребления.
Я распустила косы, вышла из дома. Среди берез, одетых в золото и окутанных вуалью тумана, простершейся над всей долиной, мелодично звенел водопад. Вода была прохладной. Я умылась, плеснула водой себе на шею, села на берегу и опустила ноги в воду.
Настойчивое карканье ворон, разбудившее меня на рассвете, все никак не смолкало. Я отыскала этих предвестников несчастья взглядом. Одна сидела на самой верхушке старого дуба, в тени которого стоял наш дом, и, казалось, смотрела прямо на меня. Я нашла в траве камешек и швырнула его в птицу, однако она даже не шелохнулась.
– Прочь! – сердито сказала я. – Немедленно лети прочь, мерзкая…
Я не закончила фразу. Вдалеке показалась кавалькада. Морщась и охая, я встала – много дней я провела за ткацким станком, и спина немилосердно болела. На мгновение мне подумалось, что это уехавшие с рассветом охотники, которые теперь возвращаются с добычей. Прищурившись, я узнала черную развевающуюся шевелюру Дункана. Не помня себя от радости, я стала искать глазами седые волосы мужа, но так и не увидела их. Сердце замерло у меня в груди, пальцы судорожно сжались. Ужасное предчувствие зародилось в душе.
