Софи закрыла глаза. В обычной жизни она была матерью, женой, герцогиней. Была образцовой светской дамой и старалась никогда не выказывать слабости.
Однако по ночам Тристан любил обнажать ее хрупкость, неуверенность, беззащитность… И Софи – неизвестно по какой причине – этим наслаждалась. Когда муж пользовался своей властью над ней, она чувствовала себя женственной и прекрасной, лелеемой и защищенной. И по ночам она тоже становилась совершенно иной.
Но если Софи отказывала мужу в чем-то, то он мгновенно останавливался. И вот сейчас она едва заметно кивнула и прошептала:
– Да, Тристан, да…
Уголки его губ чуть приподнялись в улыбке.
– Тогда протяни руки, любимая.
Софи тотчас подчинилась. Сейчас она была беспомощной и уязвимой, к тому же совершенно обнаженной. А муж по-прежнему был полностью одет. И все же она точно знала, что делала все правильно.
Тристан тут же затянул галстук на ее запястьях и связал концы сложным узлом.
– Это французский булинь. Такой не сразу развяжешь, – пробормотал он, затягивая узел. – А теперь иди на постель и жди меня.
Софи зашла в спальню и поднялась по ступенькам в их высокую резную кровать. Скрывшись за занавесями из рыжеватой камки, она забралась на постель, и свежие простыни охладили ее тело. Но щеки Софи по-прежнему пылали – то ли от стыда, то ли от возбуждения. Стоя на коленях со связанными руками, она оглянулась. Тристан, возвышавшийся за ее спиной, тихо сказал:
– Прекрасно. Я сейчас вернусь. – С этими словами он исчез в гардеробной.
Почему же он оставил ее? «Впрочем, ожидание долго не продлится», – успокоила себя Софи, укладываясь на спину. И она не ошиблась: минуту спустя Тристан вошел в комнату. С пальцев же его свисали ее шелковые чулки.
– Это для ног, – пояснил он. И тут же взглянул на нее вопросительно.
Предвкушая удовольствие, Софи снова кивнула. Да-да, она сделает все, что он захочет, – лишь бы только Тристан ласкал ее, дотрагивался до нее, владел ею…
Но как он узнал, что именно сегодня ночью она так отчаянно в нем нуждалась?
Молча, с изощренной медлительностью, муж привязал ее руки к кроватному столбику, а потом то же самое проделал и с ногами – только привязал каждую по отдельности. Он с нежностью погладил фиолетовый синяк у нее на бедре, затем чуть отстранился и окинул ее взглядом.
Софи лежала с закинутыми за голову руками и широко раздвинув ноги, а центр ее женственности жарко пульсировал. Груди же отяжелели и стали необычайно чувствительными; она страстно жаждала прикосновений мужа и со стонами приподнимала бедра, как бы умоляя его поторопиться.
– Ты ведь этого хочешь, верно? – тихо спросил он. – Хочешь быть привязанной к кровати и во всем покоряться моей воле?
– Да, Тристан! – выдохнула она.
Он уставился на ее губы.
– Это точно?
– Да, Тристан, да! Именно это мне нужно. Именно этого я хочу.
На его губах появилась хищная улыбка, и он, не отрывая от нее взгляда, сбросил жилет. Затем медленно, не торопясь снял рубашку, обнажив могучий торс. Ах, будь она свободна, ничего не остановило бы ее – ей ужасно хотелось коснуться его, провести руками по его мускулистой груди.
Тут Тристан потушил лампы, и теперь комната освещалась одной-единственной свечой, стоявшей на тумбочке у кровати, и огнем, пылавшим в камине.
Когда же Тристан, поднявшись на ступеньку кровати, принялся стягивать брюки с узких бедер, где-то внизу раздался грохот. Вероятно – в передней. Супруги замерли на мгновение, затем Тристан пробормотал:
– Должно быть, слуги что-то уронили.
– Следовало бы убедиться, что все в порядке.
Он нахмурился, и глаза его сверкнули.
– Сейчас?!
– Ну… не знаю… – прошептала Софи; желание подарить мужу наслаждение противоречило необходимости навести порядок в хозяйстве.
– Нет, – твердо сказал Тристан. – Сейчас ты моя, ясно? Приказываю тебе ни о чем не волноваться до самого утра. Понимаешь?
– Да, конечно. – Софи затрепетала – теплая, влажная, изнемогающая от желания. Она больше не думала о странном грохоте – думала только о предстоящем…
Тристан же провел ладонью по ее груди и пробормотал:
– Твое сердечко так быстро колотится, Соф…
Софи тихонько застонала; ей хотелось гладить его, ласкать, целовать, но она была скована, связана… Так что оставалось только терпеливо ждать, когда муж даст ей то, чего она так страстно желала.
Тут он коснулся ее сосков, и Софи едва не задохнулась.
– О, Тристан!.. – простонала она, закрыв глаза. Ей вдруг сделалось ужасно жарко, а внизу живота нестерпимо, до боли заныло… Как же она его хотела!
А муж сжал ее грудь и заявил:
– Больше не смей так делать, Софи.
Открыв глаза, она пробормотала:
– Не делать… чего?
– Не пугай меня так, как сегодня утром.
Тристан стиснул зубы, и она поняла, что сейчас он был абсолютно серьезен.
– Попытаюсь, – выдохнула Софи, нежась под его ласками.
– Я не в силах потерять тебя, понимаешь?
– Да… Тристан, мне нужно… – Она осеклась, когда его рука скользнула меж ее раздвинутых ног.
– Я знаю, что тебе нужно, любимая, – простонал он, проникая в нее двумя пальцами. – О, ты такая влажная… для меня.
Софи приподняла бедра и тоже застонала. А он убрал пальцы и спросил:
– Хочешь меня, любимая?
– Да, да, да!
– Хочешь, чтобы я лег на тебя?
– Да, да, да! – Теперь стоны вырывались из ее горла один за другим.
– Значит, хочешь, чтобы я был в тебе?
– Да, Тристан. Да, пожалуйста!..
Он оперся на локти и навис над ней. А она даже не могла обвить его ногами. Приходилось принимать только то, что он ей давал. Но сейчас ей было все равно – ведь она так любила ощущать на себе его вес. Любила наблюдать жадное неистовое желание, появлявшееся на его лице, когда он двигался в ней.
Тут он приготовился войти в нее – она поняла это по его глазам. И ему не было нужды говорить о своей любви. Слова были ни к чему, ибо любовь изливалась из его глаз, движений, из всего существа Тристана. И Софи знала: ее любовь к нему столь же очевидна; каждой улыбкой, каждым поцелуем, каждым стоном она выражала свою любовь. Когда же он стал входить в нее, Софи прошептала:
– О, Тристан, любимый… – И в тот же миг у нее промелькнуло: «Кажется, и сердца наши бьются в унисон».
Тут муж лизнул ее сосок, и Софи снова застонала, полная нетерпения. А он приподнялся, опершись на ладони по обе стороны от ее головы, и начал энергично двигаться. То и дело приподнимая бедра, Софи раз за разом устремлялась ему навстречу, и наслаждение жаркой рекой разливалось по ее телу. Наконец она вздрогнула и, в последний раз громко застонав, замерла в изнеможении. И в тот же миг ей вдруг почудилось, что она снова услышала грохот, но на сей раз – куда ближе.
