Это она увидела сразу же, как только он появился у нее в доме, взял ее за руку, а потом они уселись в кресла-качалки на крыльце, и он рассказал ей о пятнах крови, обнаруженных на кухонном полу в доме Мары. Сердце Мэйв застыло. В самом деле. Она почувствовала, как сердце леденеет и сжимается, как сокращается сердечная мышца, оттягивая кровь от лица и рук так резко, что голова невольно клонится на грудь.
И когда несколько мгновений спустя она очнулась, то увидела, что Патрик стоит, опустившись перед ней на колени, и в глазах его слезы, потому что он думал о том же, о чем, казалось ему, думала и чего боялась она: что Мара погибла, что погиб ребенок, что обоих убил Эдвард.
Мэйв достаточно было лишь представить слезы в голубых глазах Патрика Мерфи, чтобы сердце ее опрокинулось раз, другой, по мере того как она пробивалась ножницами сквозь розовые заросли. Она знала, что он снова зайдет – может быть, на следующей неделе – проведать ее.
Зажав садовые ножницы рукой в розовой рукавице, Мэйв продолжала подстригать розовые кусты. Она уже добралась до того места, где возникала новая жизнь в виде крошечных зеленых листочков, высунувшихся из стебля. Между тем о себе начинал напоминать артрит.
Она почти физически ощущала, как сильно хочется стоявшим возле дома фотографам попросить ее принести желтые боты и лейку и поставить их во дворе точно так же, как их нашли назавтра девять лет назад.
– Привет, Мэйв.
Подняв глаза, она увидела, как через примыкающий участок к ней приближается соседка, ее ближайшая подруга, Клара Литтлфилд. Она несла плетеную корзину, наполненную французскими булочками, виноградом, сыром, сосисками; оттуда же торчала бутылка вина.
– Привет, Клара, – ответила Мэйв. Женщины поцеловались, столкнувшись соломенными шляпами.
– Какие у тебя чудесные розы в этом году! – воскликнула Клара.
– Спасибо… Ты только взгляни на кусты Мары, как они набрали силу.
– Действительно, – ответила соседка, и обе залюбовались пышными кустами, усыпанными розовым цветом; Мара посадила их в тот год, когда погибли ее родители, чтобы почтить их память. А теперь, много лет спустя, это было все, что осталось у Мэйв от самой Мары. Глаза женщины наполнились слезами, и она почувствовала, как рука Клары обвила ее плечи.
– Ты принесла провизию для пикника? – спросила Мэйв.
– Разумеется! Не могу же я явиться к тебе, не захватив поесть. Как тогда, в бессонные ночи – помнишь? – шестьдесят лет назад, когда мы по очереди готовили еду.
– Бессонные ночи продолжаются, – улыбнулась Мэйв. – Не важно, сколько нам лет…
Клара рассмеялась и снова обняла Мэйв, почти заставив ее забыть о причине нынешней бессонницы и этой их встречи. Вот уже восемь лет, как лучшая подруга приходила провести с Мэйв ночь накануне того злополучного июньского дня, когда Мара отложила зеленый садовый шланг и желтую лейку, сняла желтые сапожки и навсегда покинула бабушкин сад.
Навсегда – как же это долго!
Но насколько легче это пережить, подумала Мэйв, держась за руку с Кларой и направляясь на кухню, чтобы разобрать корзину с провизией, когда рядом с тобой всегда находится твой лучший друг.
Девочки опоздали на автобус и теперь шли домой из школы пешком, гоня перед собой камушек по неровной дорожке высоко над заливом Святого Лаврентия. Поддавали по очереди. Сначала Джессика толстой подошвой башмака отправляла его подальше вперед. Поравнявшись с ним снова, наступала очередь Роуз подкидывать камушек. А в промежутках между бросками девочки шли и разговаривали.
– Любимый цвет? – спросила Роуз.
– Голубой. Любимое животное? – сказала Джессика.
– Кошка. Любимая книга.
– «Лев, Колдунья и Волшебный шкаф» 2.
– И моя тоже. – Роуз засмеялась и поддала камушек, направив его высокой длинной дугой вперед по центру дорожки. – Видала?
– Золотая медаль тебе, – сказала Джессика. – Давай дальше спрашивай.
– Мы сто раз уже играли в это, – ответила Роуз. – Знаем все ответы на все вопросы.
– Не на все, – загадочно произнесла Джессика. – Мы ведь дружим только с апреля, когда я сюда переехала. Готова поспорить, что ты даже не знаешь, откуда.
– Из Бостона, – ответила Роуз.
– Это мы всем так говорим, – сказала Джессика и взглянула в веснушчатое лицо подруги притворно-устрашающим взором. – Есть такие секреты, которые не знают даже мои лучшие друзья, – пока сами не попросят…
Роуз захихикала. Им с Джессикой было почти по девять лет, и было ужасно приятно, что у ее новой подруги есть глубокие страшные тайны, и еще приятно то, что эти секреты можно узнать, для чего и нужно-то всего – просто попросить об этом. Она шла и молча размышляла на сей счет. Внизу слева без конца и края распростерся залив Святого Лаврентия. Он был такой спокойный и ярко-голубой, только легчайшая дымка, точно шелковый шарф, стлалась над его поверхностью. Роуз знала, что, когда появляется такая дымка, это значит, что лето уже почти наступило. Она скользнула взглядом по заливу, надеясь увидеть Нэнни… Потому что когда приходит лето, приходит и Нэнни. Джессика нескладно поддала камушек, он улетел в траву, и девочка принялась подыскивать другой. Роуз на шаг отступила вниз по склону, чтобы найти прежний камушек; ей почему-то вдруг захотелось сохранить его. Она подобрала камушек и сунула в карман. Вернувшись на дорожку, она увидела, что Джессика уже скрылась за поворотом. Роуз сделала несколько торопливых шагов, стараясь нагнать подружку. Но сердце ее вдруг бешено забилось – как пойманная птичка.
– Что, разве тебе не хочется узнать?– спросила Джессика, подкидывая камушек так, как подкидывала футбольный мяч на поле.
– Конечно, хочется, – ответила Роуз.
– Ну тогда спрашивай, – раззадоривала ее Джессика. – Давай же! Я тебе подскажу. Спроси, как меня зовут по-настоящему.
– Я знаю – Джессика Тейлор…
– Может да, а может, и нет. Может быть, Тейлор – это имя моего отчима. А может быть, мы с мамой решили так назвать себя в честь Джеймса Тейлора. Потому что нам ужасно нравится его музыка.
– Нам с мамой тоже нравится его музыка!
– Однажды мой настоящий папа видел его на концерте. Когда ездил в Тэнглвуд.
Твой настоящий папа? – переспросила Роуз. Ей хотелось расспросить подругу поподробнее, но что-то неуловимое в выражении лица Джессики удерживало ее. Та вдруг зажмурилась и выпятила челюсть. Это длилось одно мгновение, как вспышка, которая тут же угасла, но Роуз это заметила. Слова «твой настоящий папа» словно проложили межу, отсекая девочек друг от друга, и отдались в сердце Роуз еще одной пойманной птицей.
