— Что ж, я тронут, — с горечью сказал он. — Особенно учитывая, что ты считала, будто это я пытаюсь тебя убить.
Эмма вскинула голову.
— А что бы ты подумал на моем месте? — спросила она. — Я не могла рисковать жизнью нашего ребенка. Если ты обиделся, что ж, извини. Но у меня не было другого выхода.
— Знаю, — ответил он.
Они сидели рядом, но напряжение только возрастало. У Эммы ныло сердце. Ей хотелось сказать ему об этом, но она решила, что он воспримет это как попытку примирения. И напрасно.
— Я не могу понять, как ты мог стать любовником жены своего лучшего друга.
Дэвид поморщился, но не отвел глаз.
— Мне захотелось, — сказал он.
У Эммы перехватило дыхание.
— Отлично, Дэвид, — бросила она.
Дэвид тяжело вздохнул.
— Я мог бы сказать, что она меня соблазнила, но я не подросток. Я хотел ее, и я подумал… Не знаю… — Он выдохнул. — Мне бы очень хотелось рассказать тебе, как я мучился. Но в конце концов пошел на это.
— Он был твоим другом.
— Он мне был скорее братом. Между нами всегда было соперничество. В детстве я ему завидовал. Кстати, этим я себя не оправдываю.
Эмма молчала.
— О чем еще ты думаешь? — спросил он.
— Тебе мало этого? — воскликнула она.
— Нет, не мало. Но это не все.
Ей не хотелось говорить, потому что в глубине души она подозревала, что Натали лгала. Но даже ложь иногда занозой сидит в сердце.
— Она сказала, что ты все еще любишь ее. Хотя и женился на мне.
Дэвид смотрел на нее в упор, ждал, когда же она наконец поднимет на него глаза. Наконец их взгляды встретились.
— Ты в это веришь? — спросил он.
Она ничего не ответила.
— Я не собираюсь рассказывать тебе про наш роман с Натали, Эмма. Мы с тобой не мазохисты. Теперь ты поняла, что она за человек. Как ты можешь думать, что я люблю ее?
— Но ты же хотел ее так, что ради этого предал друга.
— Я вел себя как свинья, — сказал он.
— А со мной? Что у тебя было со мной?
— Эмма, ты же прекрасно знаешь, что было. И что есть. Не могла же ты все забыть! Я ведь не актер.
Эмма вспоминала дни и ночи, проведенные с Дэвидом. Вспомнила, как сливались воедино их тела, души, сердца.
— Я все знаю. Просто я на тебя злюсь. За то, что ты оказался не таким, каким я тебя представляла.
— Ты представляла меня идеальным? — спросил он.
К глазам у Эммы подступили слезы, и она не стала их сдерживать.
Дэвид вздохнул.
— Знаешь, когда ты стала получать эти безумные письма, мне в какой-то момент показалось, что я узнаю стиль Натали. Но я понимал, что Натали мертва. Я даже представить себе не мог, что она способна на такое.
— Так это ее письма были в запертом ящике стола?
Дэвид кивнул:
— Да. Я с ней порвал, но она все равно продолжала забрасывать меня письмами. Они действовали… завораживающе. Хотя в них было что-то отталкивающее.
— Могу себе представить.
— Эмма, все кончено. Тебе незачем ехать к матери. — Он пододвинулся к ней поближе, осторожно приобнял ее. — Нам надо начать все сначала. Надо готовиться к рождению ребенка. Нам надо доказать, что Натали не смогла разрушить нашу мечту.
Эмма покачала головой.
— Я ведь не очень все это умею, — сказал он. — Всю жизнь я презирал отца. А сам вел себя точно так же, как он. Я всегда уходил, никогда не оставался. Но когда я поклялся любить тебя вечно, я говорил искренне. Я клялся тебе и нашему будущему ребенку.
Его лицо было совсем рядом, он ловил ее взгляд. Она посмотрела в сторону, в темноту за окном, подумала о весне — весной родится их ребенок. Она ждала этих долгих весенних вечеров.
— Ты спал с ней после того, как мы встретились?
— Нет, — ответил он.
Да… Нет… Что это доказывает? Как узнать правду?
— Эмма, я не предавал тебя. И никогда не предам.
— Могу ли я тебе верить? — Она посмотрела на него.
— Этого я тебе сказать не могу.
— Поклянись, — сказала она. — Поклянись жизнью нашего ребенка.
Дэвид заколебался. И покачал головой:
— Нет, не буду. Не впутывай сюда ребенка. Это касается только нас с тобой.
Она сама удивилась тому, с каким облегчением она выслушала эти слова. И поняла, что поставила перед ним невыполнимое условие. Да, возлюбленные клянутся друг другу в верности. Но родитель, отец, не станет клясться жизнью своего ребенка. Отказавшись исполнить ее просьбу, он убедил ее в том, что можно попробовать начать все сначала. Возврата к безоблачному счастью, которое было в день их свадьбы, быть не может. И ей придется смириться с этой потерей.
Эмма вздохнула:
— Я, наверное, все-таки поеду к маме. Это мне поможет. Мне надо подумать.
— Нет, Эмма. Думай здесь. Я не буду тебе мешать. Но сейчас нам не стоит разлучаться. — Он взял ее за левую руку, на которой поблескивало обручальное кольцо. — И в радости, и в горе.
Она смотрела на свою руку, лежавшую в его руке.
— Так мы обещали друг другу.
— Мы заслужили немного радости, — сказал он. — Начнем сначала?
Она задумалась. Он оказался не тем принцем, которого она ждала. Она, конечно, знала, что ждать принца глупо. Но все равно надеялась.
Он поднес ее руку к губам.
— Эмма, у нас все получится, — сказал он. — Если ты простишь меня и дашь нам шанс, у нас все получится. У всех троих. У тебя, меня и нашего ребенка.
— У всех троих, — повторила она и представила младенца, мирно посапывающего с ней рядом.
Ей очень хотелось верить, что у них будет настоящая семья. Поэтому она и вышла за него замуж. Их жизнь не будет идеальной, но именно такой жизни ей и хочется. И начинать лучше с прощения. Она еще колебалась, но выбор уже был сделан. Она протянула руку, легонько погладила его по щеке. И молча помолилась о том, чтобы им досталось хоть немного счастья.
