ж, мы можем идти.
Длинные, слишком светлые коридоры, от ламп которых у меня мгновенно воспалились глаза, на каждом шагу камеры видеонаблюдения, охрана разгуливающая едва ли не у каждого кабинета. Мне казалось, даже тюрьмы так не охраняют.
У докторов, идущих нам навстречу цепкие взгляды, внимательные, запоминающие. И мне становится не по себе. Не из-за обслуживающего персонала, нет. Из-за того, что я боюсь встречи с ней. С женщиной, которая знает Уэйна намного лучше, чем я. Мне страшно увидеть в ней себя, а ещё страшнее, осознать, что то же самое ждёт и меня
– Прошу, – Эрни открывает передо мной дверь, ведущую на улицу, и я непонимающе на него смотрю. – Это выход в сад. Энн сейчас гуляет там.
Энн мы отыскали на лавочке, где она, приподняв бледное лицо, улыбалась солнцу. Светлые волосы зачем-то подстрижены максимально коротко, что сразу же бросается в глаза. Миловидное, симпатичное лицо и большие зелёные глаза. Да, она красотка. Но мне почему-то сложно представить её рядом с Уэйном. На том фото, что я отыскала в интернете, они выглядят как-то более органично. Но там он не похож на себя нынешнего.
– Здравствуйте, Энн, – подаю голос я, и она медленно поворачивается ко мне.
– Добрый день, – блаженная улыбка исчезает и она настороженно зыркает на сопровождающего. – Если это журналистка, гони её прочь.
– Нет-нет! Я не журналистка. Я к вам по личному вопросу. Это касается вашего… Мужа.
Она резко отворачивается, будто в это же мгновение потеряла ко мне всяческий интерес.
– Так ты и есть та его фантазия?
– Простите? – не совсем понимаю её, но саму Энн это мало беспокоит.
– Ладно. Садись. Поговорим, – звучит она равнодушно, чуть двигается.
– Я оставлю вас. Если что, зови меня, Энн, – обращается к нам Эрни, и та отмахивается от него, как от назойливого комара. Эрни же уходит, но перед этим бросает на неё какой-то печальный взгляд. Неужели любовь? Хотя это меня волнует на данный момент меньше всего.
Опускаюсь на лавочку рядом с ней, вздыхаю, собираясь с силами и не зная, как начать этот разговор. Я же, наверное, в ее понимании разлучница и мерзавка, посмевшая украсть у нее мужа, пока жена в клинике. Со стороны именно так и выглядит. Да и кто будет учитывать такие нюансы, что я не подозревала о её существовании, а потом… Потом просто не смогла отказаться. Надо же. Всегда презирала баб, зарящихся на чужое, а теперь вот одной из них стала. Супер. Каким ещё гадостям меня научит Уэйн Диас? Порочный, бессовестный мерзавец. И я недалеко ушла.
– Так это ты та самая его тайная страсть? – задаёт вопрос первой, тем самым освобождая меня от этого малоприятного шага. – Сандра, кажется?
Что ж, представляться тоже не нужно.
– А вы обо мне как давно знаете?
– Ещё раньше, чем узнала обо мне ты, – смотрю на её лицо, пытаясь отыскать там следы насмешки или ненависти. Хотя бы пренебрежения. Но ничего из этого нет. Даже странно. Я бы ревновала. Да я бы на её месте выдрала мне все патлы.
– Я хочу, чтобы вы знали… Я ни о чём не догадывалась. О том, что Уэйн женат узнала из интернета. Изначально мне ничего не было известно, а потом…
– А потом ты влюбилась в него, а он сказал, что с женой его уже давно ничего не связывает, – продолжает с лёгкой улыбкой она. В ней нет сарказма. А я поражаюсь тому, что совершенно здоровый с виду человек находится в лечебнице для душевнобольных. Чушь какая-то.
– Что-то вроде того, да.
– Что ж, он не соврал. Нас действительно ничего не связывает. По крайней мере с тем Уэйном, о котором мы сейчас говорим.
– А что, есть другой Уэйн? – о, нет, в моём тоне никакого сарказма. Я скорее нашла родственную душу. Может и мне место здесь?
– Полагаю, что да. Но кто я такая, чтобы утверждать… я всего лишь сумасшедшая, – она определённо не настроена враждебно, но и разговор этот ей не интересен. Я вижу перед собой потерянного человека. Потерянного и потерявшего. Слишком многое потерявшего.
– А вы не могли бы рассказать мне о них? О том и другом Уэйне? – наверное, если послушать нас со стороны, может показаться, чтобы обе здесь на галоперидоле сидим. Или чем тут обкалывают не совсем адекватных личностей? Но для каждой из нас есть смысл в любом из этих слов.
Наверное, Энн думает о том же, о чем и я, потому что сначала задерживается на мне долгим взглядом, а после отворачивается и прячет руки в карманах пальто.
– А какой он с тобой? Грубый, злой и агрессивный? Или сильный, угрюмый и молчаливый?
Я пожимаю плечами.
– Он разный. Наверное, тем и отличается от других мужчин. Именно поэтому я не могу его понять. Он пугает и притягивает одновременно. И у него есть какая-то тайна. Я бы хотела её разгадать.
Конечно, о том, что этой тайной может быть его прошлое я благоразумно умалчиваю. Это она должна мне помочь понять. Понять хоть что-нибудь.
– Значит, пришла за правдой, – Энн кивает каким-то своим мыслям, известным только ей одной.
– То есть, ты хочешь сказать, что…
– Я хочу сказать, что люди так просто не меняются. Не так сильно. Уэйн Диас – страшный, жуткий человек, – зашептала она, сцепив свои тонкие, бледные пальцы так сильно, что они побелели еще сильнее. Нервно облизала губы, а я обратила внимание, что они у неё сильно обветренные. – Он и раньше был подонком. Да, я его любила, но розовые очки никогда не носила. Я знала, что мой муж ублюдок. И в прямом, и в переносном смысле. Его мамаша нагуляла пацана с любовником, но её муженёк, будучи на то время конгрессменом, побоялся огласки, позора и принял ребёнка, как своего. А потом всё детство сгонял на нем зло. Уэйн был вечно избит, голоден, запуган… По крайней мере был таким до шестнадцати лет пока мы не познакомились, и я не помогла ему свалить из дома. Ну, знаешь… тусовки, наркота. Мы путешествовали по всем странам мира, объездили все сраные помойки и побывали в стольких притонах, что не счесть. Занимались таким дерьмом, что я могла бы написать книгу «На что не стоит тратить свои лучшие годы». Мы с Уэйном неплохо доили его папашу, и тот был готов на всё, лишь бы Уэйн оставался вдали как можно дольше, и никто не узнал, чем занимается сын такого уважаемого и значимого человека, – она фыркнула,
