Ей приснилось, что она горит. Языки пламени в мгновение ока охватили ее, они сдирали с нее плоть слой за слоем, ее тело таяло, становясь все меньше и меньше, пока от самой Лили ничего не осталось, кроме ребенка. Крошечный, голенький, но неуязвимый для огня, он парил в воздухе на том месте, где раньше был ее живот. У него было лицо Дэвона. А ее самой больше не было, она исчезла. Как странно, откуда же тогда она так ясно слышит настойчиво зовущий ее голос Меро?
– Проснись, Лили, – твердил этот голос прямо ей в ухо. – Проснись.
Она открыла глаза.
Домик пылал. Деревянная полка сгорела дотла, печная труба скрылась за сплошной стеной пламени. У нее на глазах огонь шипящей желтой дугой перекинулся на низенькую стопку торфа на полу у очага, и та сразу же вспыхнула. Не успела Лили подняться на ноги, как все вокруг превратилось в ревущий огненный ад. Воздуха не осталось. Из последних сил она закричала. Но нет, нет, напомнила она себе, зеркальная стена лишь отражает происходящее, значит, путь еще не отрезан, огонь не окружил ее со всех сторон Лили вскочила и, шатаясь, попыталась пробраться к двери. Пылающие клочья соломы посыпались на нее сверху, обжигая волосы и одежду. Она нашла дверь, но упала на колени, схватившись за веревку, служившую ручкой, и прижалась лбом к разогретому пожаром земляному полу. Ее легкие заполнились угарным духом пожара, в голову пришла мысль об огненном погребении. Почему бы и нет? Но снаружи отчаянно лаял Габриэль, а ей становилось все труднее дышать. Распахнув дверь, Лили выползла наружу и вдохнула чистый холодный воздух.
Этот воздух, ворвавшийся через открытую дверь, взбил пламя еще выше и превратил дом в пылающую печь Жар заставил ее отступить Широко расставив ноги, Габриэль завыл на потрескивающий, рассыпающийся искрами огонь. Зажав руками уши. Лили закричала вместе с ним. Ей хотелось слиться воедино с первобытным хаосом, вступить в союз воздуха и огня, земли и воды. Ничего не слыша, кроме адского рева пламени, она повернулась навстречу темноте и холоду и вдруг увидала приближавшуюся к ней неясную фигуру. Смерть, подумала Лили и выпрямилась, закрыв руками живот. Новый панический вопль вырвался из ее груди, когда она различила в отсветах огня, что это не смерть, а человек Она теряла сознание, кровь шумела у нее в голове, перед глазами плыл туман И вот.., вот он уже совсем рядом. Дэвон это был он, Дэвон. Лили ухнула в обмороке прямо ему на руки.
Она была вся в лохмотьях, и от них сильно разило торфом. Никогда в жизни ему не приходилось видеть столько тряпья. Дэвон уложил ее на безопасном расстоянии от охваченного огнем дома. При этом он бросил опасливый взгляд на застывшее в нескольких шагах черное чудовище и даже тихонько попытался его успокоить, но пес лишь подошел поближе и вновь застыл, явно настороже.
– Все в порядке, я друг. Я – друг Лили. “Вранье, – подумал он. – Трусливая, презренная ложь”. И все же звук ее имени возымел действие мгновенно: пес присел на задние лапы, а его оскал стал куда более дружелюбным.
Лицо Лили, раскрасневшееся от огня, сильно исхудало, черты заострились. Может быть, она больна? Ему казалось, что она всего лишь потеряла сознание, но ее неподвижность испугала его. Дэвон начал слой за слоем снимать с нее лохмотья и вдруг замер, не дыша, когда из-под груды тряпья показался мягкий холмик ее живота, обтянутый грубой домотканой холстиной. Ошеломленный, он никак не мог поверить своим глазам, не мог осмыслить того, что видел. Протянув руку, Дэвон коснулся ее. Его пальцы одеревенели от напряжения, и поначалу он ничего не ощутил, но постепенно, по мере того как напряжение слабело, истинное значение увиденного стало доходить до него. Он закрыл глаза и принялся осторожно проводить ладонью по ее животу, чувствуя, как его сердце переполняется непереносимо острым переживанием, настолько сильным, что ему захотелось плакать.
– Лили, – сказал он.
Она очнулась. Ее взгляд был затуманен, лицо полно недоумения.
– Я нашел тебя. Лили. Я уже почти отчаялся. Что-то промелькнуло в ее глазах. Дэвон надеялся, что она его узнает, безмолвно молил о прощении, мысль об искуплении вины осветила все черные уголки его души. Вдруг Лили распахнула руки, и они обнялись.
Темно-рыжие волосы, подсвеченные все еще бушевавшим у нее за спиной пожаром, растрепались и стояли копной. Дэвон зарылся в них лицом и крепко прижал ее к себе, весь дрожа, ощущая на губах соленый вкус своих собственных слез.
– Дорогая, – шептал он, баюкая ее, – слава Богу, слава Богу!
– Ему хотелось взглянуть ей в лицо, но не было сил выпустить ее из объятий. – Я искал тебя повсюду. Повсюду! Если бы я не увидел пожар, то никогда бы тебя не нашел. Слава Богу, Лили?
Наконец он отпустил ее и начал рассказывать по порядку, хотя это было и нелегко: Дэвон торопился и захлебывался словами.
– Сначала я пошел в дом Сомса. Он отказался со мной разговаривать, но его жена подошла ко мне на пороге, когда я уже собирался уходить, и сказала, что видела, как ты ушла из города в западном направлении.
Он умолк, вспоминая, как миссис Сомс бочком, словно краб, подобралась к нему в полутемном холле, схватила его за рукав и испуганно прошептала: “Они выбросили на улицу ее одежду!” При этом воспоминании ему стало не по себе, и он решил избавить Лили от некоторых подробностей.
– Я искал тебя много недель, но никак не мог найти. И только несколько дней назад – не помню точно когда – маленький мальчик из Боуви-Трэйси сказал мне, что прошлой осенью видел леди с рыжими волосами. Она уехала с колдуньей, живущей на болотах, у которой пес – настоящий дьявол.
Лили ничего не ответила, а разобрать, что означает выражение ее лица, Дэвон не мог из-за темноты.
– С тобой все в порядке, дорогая? Ты хорошо себя чувствуешь? Ребенок…
Она оттолкнула его протянутую руку и торопливо поднялась на ноги, неловко оскальзываясь и спотыкаясь. Дэвон тоже вскочил и подхватил ее.
– Осторожно, любовь моя, ты не…
– Клей умер?
Ее голос ледяным клинком пронзил его сердце: никогда раньше ему не приходилось слышать такого холодного, бесстрастного тона.
– Нет-нет, – поспешил он успокоить ее, – Клей выздоровел. Он все еще слаб, не такой, как был, но доктора говорят, что он поправится.
Лили отвернулась и взглянула на огонь, а Дэвон начал с беспокойством разглядывать ее исхудалый профиль. Она казалась такой странной!
– Кто жил здесь с тобой. Лили? Ты была одна? Он оглянулся на лабиринт покрытых инеем, причудливо поблескивающих в зареве пожара статуй, окружавший их со всех сторон. Ее пес по-прежнему стоял рядом с нею, как часовой, настороженный и невозмутимый. Во все стороны от пожарища летели искры, описывая кривые, прежде чем угаснуть с шипением на промерзшей земле.
