— Мама, — спросил Серёжка, хотя я думала, что спит. — Всё хорошо?
— Хорошо, милый.
Дверь открылась перед рассветом. Я вниз побежала, черёд три ступени прыгая, едва не упала. Он. Вернулся. На лице щетина снова, и ни тени улыбки. Но главное — жив. Ночь неожиданно холодная, на нем пальто, оно топорщится спереди, словно беременный живот.
— Живой, — выдыхаю я.
Пусть не мой. Сегодня все можно. Если не буду обнимать и целовать его сейчас, потом буду всю жизнь жалеть. Бросаюсь к нему, прижимаюсь крепко, "беременный живот" сердито фырчит и воет, прижатый моим телом.
— Сюрприз, — улыбается Давид.
Расстегивает пальто, вынимает Матильду и даёт мне в руки. Она привычно толстая, тёплая и тяжёлая. Целую её хаотично, она брыкается, требуя воли, я реву. Снова плачу, остановиться не возможно.
— Спасибо…
— Не залюби старушку до смерти.
Теперь — улыбнулся. Отпустила кошку, та потерлась о мои ноги, показывая, что рада меня видеть, и ушла обследовать квартиру. Серёжка утром будет счастлив, он спрашивал про нашу любимицу, а я не знала, что ответить.
— Ты был там, — констатирую я факт.
— Не забивай голову.
Смотрю ему в глаза. Шагаю ближе.
— Я имею право знать. Я не кукла, не ванильная пироженка. Я сильная. Скажи мне правду.
— Они мертвы, — устало говорит он.
Ночью мы любим друг друга так, словно эта ночь — последняя. Я стараюсь не думать о том, что так и правда может быть. Утром новости взрываются сообщениями о смерти губернатора. Безутешная Инга даёт интервью, в котором говорит о том, что нападавшие были в масках, и ни одного из них она не знала. Классическое заказное убийство.
— Я буду скорбеть по Мише вечно, — тихо говорит она. — Он был и останется лучшим и для меня, и для этого города…
А потом смотрит прямо в камеру. Она умная, и актриса хорошая, так что моральное удовлетворение в её взгляде вижу только я. И тем же утром к нам приносят конверт. В нем — результаты анализов.
— Это мой сын? — спрашивает Давид и крутит запечатанный конверт в руках.
— Да, — спокойно отвечаю я.
— Я тебе верю.
И, не открывая, бросает конверт в урну. Глаза закатываю, иду и достаю его обратно, надрываю, вынимаю результаты, разворачиваю сложенный лист.
— Я не позволю тебе иметь и доли сомнения. Поэтому ты сначала посмотришь, потом выбросишь.
Посмотрел. Улыбнулся, в губы меня поцеловал крепко. Судьба подарила нам ещё один день вместе. А потом ещё и ещё. Я считала часы до расставания, это все омрачало, моё счастье горчило на вкус. Только Сергей и Давид были счастливы. Ездили стрелять по банкам, устанавливали для Матильды домик, словно она тут навсегда останется. Из очередного похода на стрельбы сын вернулся задумчивым.
— Давид сказал, что он мой папа. Это правда?
— Правда, — с трудом выговорила я.
— Круто, — обрадовался он. — Надо всем сказать, что у меня папа бандит!
Обнял меня крепко. Хорошо быть шестилетним мальчиком — все легко и просто. А я все никак не решаюсь поговорить с Давидом о том, как нам быть дальше. Мы уедем. Будет ли он общаться с сыном дальше? Наверное, да…
Так прошла неделя. Тем вечером мы ужинали в ресторане. Отдельная ложа, предупредительные официанты, негромкая приятная музыка. Уже подали десерт, когда, словно из ниоткуда появился незаметный, невысокий мужчина и присел за наш столик.
— Добрый вечер, — любезно сказал он. — Приятного аппетита.
Давид кивнул, откинулся на спинку стула, ожидая продолжения, а я замерла. Я знала его голос. Это тот самый мужчина, с которым говорил губернатор в ту ночь. Теперь я видела его лицо, и понимала, что видела его раньше. С Виктором. Это были конфиденциальные встречи, и именно после них поступали самые сложные задания. То, с Давидом семь лет назад, как раз тот случай.
— Вы поесть или поговорить? — не очень любезно спросил Давид.
— Поговорить. Наш город остался без губернатора, и я скорблю вместе со всем народом. Но впереди новые выборы.
— И?
— Мы нуждаемся в сильном руководителе. Таком, как вы. Так почему бы вам не попробовать себя на этом поприще?
Мужчины смотрят друг на друга, и кажется, что взглядами было сказано куда больше, чем вслух. Наконец Давид расставляет точки над i.
— То есть сначала вы заказали меня Гараеву, а теперь, когда он благополучно почил, предлагаете мне его должность?
— Свято место пусто не бывает, — пожал плечами тот, кто стоя за чужими спинами, руководил всеми. — Он не справился, может, справитесь вы. Думайте.
Встал, уйдя так незаметно, словно и не было. У меня в горле пересохло, потянулась к стакану с водой, пальцы снова чуть дрожат. А Давид, как ни в чем не бывало, ложкой разлолил пироженное пополам — война войной, обед по расписанию.
— Ты ничего не скажешь? — не выдержала я.
— Скажу. Мне кажется, губернатору нужна жена.
Сердце пропустило несколько ударов, потом забилось с новой силой, ещё сильнее.
— Шлюха?
— По — моему, шлюха и бандит лучшее, что могло случиться с этим городом…
Эпилог первый.
Давид.
Наша свадьба была тихой.
Мы пригласили только близких, решив отпраздновать без лишней помпы.
На Славке было шелковое платье с открытой спиной, облегающей ее стройную фигуру, в руках — букет белых пионов.
Когда она вышла ко мне, покрутившись, я понял: хочу ее, хочу прямо здесь и сейчас, и буду хотеть до тех пор, пока смогу трахаться, до конца жизни то есть.
— Ты без белья? — ее глаза сверкнули:
— Под таким платье оно было бы видно, — и улыбнулась.
Клянусь, если бы не гости, что ждали нас, я бы оттрахал ее прямо сейчас. Вместо этого провел по бедру, ощущая приятную гладкость ткани, сжал сильнее.
— Помнешь же, — покачала она головой, — пойдем, нас ждут.
Мы взялись за руки, спускаясь на первый этаж нашего дома. Официально нас поженили в ЗАГСе еще утром, без нашего участия, и паспорта с печатью уже лежали среди моих бумаг.
Просторная гостиная была украшена цветами, никакой лишней мишуры, в которой я бы чувствовал себя неуютно. Сережка стоял возле арки, важный, в костюме, который был ему чуть велик. На лацкане бутоньерка, и выглядел он серьезно.
Мы подошли, и Слава мягко прижала его к себе, обозначая, что мы семья. Все трое.
Я опустил свою ладонь на плечо сына; я хотел, чтобы он чувствовал и мою поддержку тоже.
— Дорогие гости, мы собрались сегодня здесь на церемонии бракосочетания Давида и Мирославы…
Речь регистратора я не слушал. Смотрел на Славку, такую охуительно красивую, и видел в ее глазах то, что трудно когда-то было вслух сказать, чтобы не счесть себя сопливым романтиком.
— Согласны ли вы, Давид, взять в жены Мирославу?
— Согласен, — кивнул я, кивнула в ответ и Слава. Сережа взял подушку с кольцами из рук регистратора и протянул ее нам, он так крепко ее сжимал, чтобы не уронить, что побелели его по-детски тонкие ещё пальцы.
Я взял тонкий ободок белого золота с россыпью бриллиантов и одним, большим, — в центре, и надел его на безымянный палец.
Славкины руки тоже дрожали, но с кольцом она справилась.
— А теперь можете скрепить ваш союз первым поцелуем в статусе мужа и жены!
Я старался поцелуем не увлекаться, хотя хотелось больше, уж больно сладкие губы были у моей жены. А потом подхватил на руки пацана, подкинул его высоко и обернулся к гостям:
— Ну, теперь можно и поздравлять.
Гостей было не так много, но среди них — Шерхан со своей семьёй. Он подошёл, по-братски похлопав меня по плечу, а следом обняла Лиза. Белоснежка ничуть не изменилась с нашей последней встречи, хотя я бы не удивился, если бы снова увидел ее с беременным пузом — Шерхан знал, как заставить ее сидеть дома.
