На каждой странице Ник останавливался и подробно рассказывал не только о здании или уголке города, но и о людях, которые там жили, работали, бывали. Он называл имена и смотрел на Кристину, словно спрашивая: «Ну как, узнаешь?» Но она не узнавала. Она вглядывалась в лица и надписи, но никого и ничего не узнавала, а неторопливый и обстоятельный рассказ Ника воспринимался ею как текст книги, богато иллюстрированный, изобилующий занятными фактами, но все же текст, а не ее личные воспоминания. Чем дальше она листала альбом, тем грустнее становилась, тем меньше вопросов задавала.
– А это что? – уже без особого энтузиазма спросила она, перевернув страницу и увидев старое трехэтажное здание из красного кирпича с небольшой парковкой, заполненной машинами.
Ник почему-то не ответил, и она вопросительно посмотрела на него. Он переводил изучающий взгляд с ее лица на фотографию и обратно, словно чего-то ждал.
– Ник?
– Посмотри внимательнее.
Кристина послушно начала изучать снимок и тут увидела надпись у центрального входа в здание.
– Это… – неуверенно начала она, – это наша школа? Наша с тобой?
Ник молчал.
По непонятной причине он не спешил рассказывать ей об этом снимке, словно надеялся, что она вспомнит сама. Именно этот снимок был для него важнее всех остальных, поняла Кристина.
Но почему?
– Наверное, я должна помнить, но я… не помню… прости, – она почувствовала, что сейчас заплачет, и быстро-быстро заморгала.
– Что ты, Кристи, не надо. Иди сюда, – он мягко, но настойчиво взял у нее из рук альбом, отложил его в сторону и обнял ее. – Не плачь, я же пообещал, что мы с тобой справимся вместе. Все вернется, обязательно, вот увидишь. Уже возвращается.
Он потерся щекой о ее висок, и Кристина почувствовала, что подбородок у него приятно-колючий, хотя из-за светлых волос щетины не было заметно со стороны. Она прильнула к нему и свернулась в клубочек. Сейчас Ник показался ей таким родным, что в груди мгновенно потеплело. И Бог с ней, со школой, конечно, рано или поздно она ее вспомнит. Но ведь Нику почему-то было важно, чтобы она вспомнила школу сразу, глядя на снимок. Он сказал, что они познакомились в школе, в выпускном классе. Или они знали друг друга и раньше, а в выпускном сблизились?
– Ник, – спросила она, – а какой я была в школе?
Она не видела, просто почувствовала его улыбку. Он сжал пальцы у нее на плече и прошептал ей в макушку:
– Ты была – и остаешься – невероятная, не такая как все, словно из другого мира. Помню, я часто смотрел на тебя издали и не верил, что ты есть, что ты настоящая… Но подойти не мог, долго не мог. Ты была целиком погружена в учебу, и казалось, для тебя вообще не существовало ничего, кроме школы, учителей и книг. Но когда ты все же поднимала голову, я думал, что вот-вот утону в твоих глазах, и мне становилось не по себе от мысли, что, стоит мне подойти к тебе, ты тут же меня оттолкнешь. Уж лучше было жить мечтой, чем лишиться ее в один миг. Ты была невыносимо притягательной для меня и бесконечно далекой. Я наблюдал, как ты отшивала других парней, и убеждал себя в том, что со мной такого не произойдет, что ты меня примешь, но я не мог заставить себя заговорить с тобой – это было выше моих сил. Пока однажды я не сцепился с Ричмондом. Помнишь его? Рон Ричмонд?
Кристина слушала, затаив дыхание, боясь пропустить даже самую незначительную мелочь, и не сразу поняла, что Ник обращается к ней с вопросом.
– Нет, – спохватилась она, когда пауза затянулась.
– У него была подружка, но он пытался приударить за тобой, а когда ты отшила его, жаловался парням в раздевалке, что ты неприступная и холодная, как Эверест. Собственно, ничего такого он не сказал, но меня его слова жутко задели, и я взвился. После этого не оставалось ничего другого, как подойти к тебе, потому что Ричмонд наверняка рассказал бы всем, что я тебя защищал и, наверное, не просто так. А мы ведь с тобой даже не были знакомы.
– И ты подошел?
– Да.
– А я?
Ник усмехнулся:
– Ты? Ну, ты же сейчас со мной, верно? Значит…
Он притянул Кристину к себе, осторожно приподнял ее подбородок кончиками пальцев, и в его расширенных зрачках она увидела себя, взволнованную, раскрасневшуюся то ли от жаркого камина, то ли от рассказа, то ли от близости Ника.
А потом он ее поцеловал, и все ее вопросы, тревоги и сомнения растворились в нахлынувшем потоке новых чувств: ведь для нее это был первый поцелуй с Ником, других она не помнила. Сейчас самым важным на свете был он сам, его мягкие, нежные губы, его объятия, его сердце, которое – она отчетливо чувствовала – неистово билось рядом с ее собственным.
– Кристи, – прошептал Ник, задыхаясь, – я так соскучился по тебе… Ты не представляешь, как я соскучился…
Он снова склонился к ее губам.
Кристина вся подалась ему навстречу, стесняясь признаться самой себе, что и об этом она думала, мечтала с начала такого странного, длинного и хорошего дня. С самого начала, когда только увидела Ника. В первый раз. А каким и когда он был, этот первый раз, несколько дней назад в спальне наверху или несколько лет назад в средней школе города Хиллвуда, сейчас было неважно.
Совершенно неважно.
Та мокрая и теплая зима началась и закончилась незаметно.
Кристина даже толком не успела осознать наступление весны: до того стремительно летели дни. Все свободное время она проводила с Ником. И в школе они были неразлучны, насколько позволяло расписание обоих. На них оглядывались, им завидовали, их обсуждали. Но Кристине было все равно. Впервые в жизни ее совершенно не волновало, что о ней скажут и как на нее посмотрят. Ощущение было новым и необычным. Но когда она чувствовала в своей руке теплую ладонь Ника, весь остальной мир мог встать с ног на голову, она бы не заметила. А сам Вуд никак не реагировал на сплетни и любопытные взгляды: ему никогда не было до них дела.
Его присутствие, его голос, его прикосновения, его любовь стали для Кристины жизненно необходимы. Каждое расставание с ним она переживала настолько остро и болезненно, что даже физически чувствовала себя плохо и торопила время, чтобы периоды разлуки заканчивались быстрее. Теперь она не могла представить своего существования без Ника: он стал не просто частью ее жизни, а ею самой, ее явью и снами.
Сейчас он снился ей значительно реже, что было, по ее мнению, очень несправедливо. Зато такие ночи, когда она видела его во сне, это время, проведенное в вынужденной разлуке с ним, ей не казалось потерянным.
Она познакомила Ника со своими родителями. Это произошло еще до Нового года. Оливия приняла его с холодной любезностью, Эдвард – вполне дружелюбно, однако Кристина интуитивно чувствовала, что отец с матерью не в восторге от ее выбора и не пытаются ее образумить только потому, что не воспринимают их отношения всерьез. Это предположение, которому она нашла несколько подтверждений, ее очень обижало, поэтому она редко приглашала Ника к себе домой, предпочитая проводить вечера у него.
