Он вторично показал на телефонную трубку в своей руке, объяснил знаками, мол, возьми такую же, что Санька и сделала. На этот раз она не успела слова вымолвить, Глеб спросил:
– Как Жанна?
Его простейший и короткий вопрос, наполненный искренней тревогой, внезапно отключил все ее страхи с волнениями. В этом очень неприятном месте, вобравшем в себя все пороки, далеком от справедливости (как ей чудилось), зная, что каждое их слово прослушивается, Санька внезапно ощутила могучий прилив сил. Перед ней человек, который абсолютно бессилен, и, глядя в его глаза, она понимала: не он убил. И никто не хочет ему помочь, никто не пожалеет сестру, остается только она, Санька.
– У Жанны все хорошо, не волнуйся, она ничего не знает…
– От нее не утаишь, рано или поздно…
– Никогда! – резко перебила его Санька. – Никогда она не узнает об этом, а если узнает, то после родов. Мы с тобой ей расскажем. Я сказала Жанне, что ты уехал в командировку.
– Какую? – хмыкнул Глеб.
– Когда выйдешь, узнаешь, а ты выйдешь, я тебе обещаю. Глеб, мне нужны деньги на адвоката, Михайлов советует взять двух, у тебя есть сбережения? Моих не хватит.
– На карточке, но там немного. Основная сумма лежит в банке, для ребенка копил…
– В банке мне твоих денег никто не выдаст. Какой код карточки? – Он продиктовал, она повторила два раза, к счастью, у нее память превосходнейшая. А теперь один из тревожащих вопросов: – Глеб, скажи, что ты делал возле офиса Рудольфа?
– Я? Когда?
– Ну… последнее время тебя там видели… э… твою машину с шашечками. Она стояла недалеко… бухгалтер мне рассказала, она видела.
– Шутишь? Я объезжал офис Рудольфа десятой дорогой, чтоб даже нечаянно с ним не встретиться.
– То есть ты…
– Никогда там не бывал. Я понимаю, меня толково подставили, по всем пунктам. Интересно кто…
Но какое облегчение почувствовала Санька, оказывается, ей необходимо было услышать от Глеба «никогда там не бывал». И все, внутри стабилизировалось состояние уверенности, поэтому она и слушать не стала, что ему интересно, ведь у них пять минут, мизер времени:
– Не думай сейчас об этом. Глеб, что я могу еще сделать? Где искать доказательства того, что ты не виноват?
– А ты мне веришь?
– Ты еще спрашиваешь?
Наконец! Наконец в его глазах блеснула робкая надежда вместе с признательностью, а на губах появилась благодарная улыбка. Может быть, человеку в его положении важно знать, что ему верят, и это будет подспорьем там, в камере, откуда, как говорят, Глеб уже никогда не выйдет.
– Есть одна зацепка… – произнес он с сомнением в голосе. – Полотенце, которое нашли в гараже рядом с убитыми. Понимаешь, этим полотенцем я пользовался только на работе, оно всегда лежало в раздевалке… в шкафчике, но я не обратил внимания, когда оно исчезло…
– Ну-ну, и что? – поторапливала его Санька, чувствуя, как улетучивается время, а тут новый поворот, но Глеб неожиданно сник:
– Мне кажется, все бесполезно…
– Тебе кажется! – вскипела Санька. – Тебе, а не мне! Думай о Жанне, ты должен выйти отсюда до ее выписки. Говори быстро, что там с этим полотенцем надумал, сейчас меня выгонят!
И ведь убедила его, Глеб выпалил:
– Кто-то взял его, понимаешь? Кто-то из своих!
– В таксопарке? – дошло до девушки, из чего логически вытекало: – А раз взял, значит… отдал тому, кто убил Рудольфа Хоруженко с девушкой и подкинул улики против тебя? Вор знает убийцу?!
– Да. Я уверен, было так. Санька, я ведь ни разу в жизни ту девушку, Ию, не видел.
– А кого подозреваешь? – подхватила она, сейчас не до лирики.
Но в этом и была главная проблема, Глеб не мог остановить выбор ни на одном человеке, он грустно покачал головой: никого.
Санька успела пообещать, что в лепешку разобьется, но правды добьется. Патетично, героически, наивно, но в неискренности ее никто не посмел бы упрекнуть. Разумеется, Глеб исполнился благодарностью, однако на нее уже не осталось секунд, к тому же сейчас важно другое. Он, зная характер свояченицы, успел наложить запрет на ее сыщицкую деятельность:
– Не смей нос совать в это дело! Адвоката нанимай, долби его, чтоб работал, а сама не смей, иначе тебе оторвут голову. Не поняла еще, что кто-то ва-банк пошел? Значит, сметет всех, кто захочет выяснить правду. Следаки пусть ищут эту самую правду, а ты не смей!
Свидание закончилось.
– Клянусь, я не знаю, что у них произошло! – Римма Таировна молитвенно сложила руки, ей осталось только слезу пустить.
У Крайнего возникла мысль, что эта полная женщина панически его боится, она и дышать стала тяжело, как астматик, скорей всего, это симптом сердечного заболевания.
– Да успокойтесь, – сказал Крайний, – я же не арестовать вас приехал, а поговорить. Расскажите, что знаете или видели… случайно видели и слышали. У меня даже протокола нет. Ну? Когда вы видели Ию и Рудольфа последний раз?
– Последний? – задумалась та. – Перед смертью. Рудольф Тимофеевич приехал в офис… с Ией приехал и… велел, чтоб я подготовила документы Андрея, он его уволил. Ну, я подготовила… А Андрей очень полезен был, у него такая голова хорошая…
– И что? – не позволял отступлений Крайний. – Что-нибудь произошло в тот день между Рудольфом и Андреем?
Она смущалась и явно не хотела выглядеть сплетницей, не хотела навредить кому бы то ни было и в то же время врать не умела.
– М-да. Стены здесь, вы сами видите… все слышно. Ну и места немного, хочешь не хочешь, а услышишь даже шепот…
Андрей заскочил в офис во второй половине дня, полагая, что шеф погорячился и успел остыть. Он отказывался верить, что его вышвырнули за борт, как балласт, а если вспомнить, сколько идей Андрей привнес и воплотил на фирме, сколько прибыли получил шеф благодаря ему – как уйти, не поговорив с Рудольфом еще раз?
Но когда он увидел непримиримые глаза, выражавшие настрой Рудольфа, человека жесткого, даже жестокого, пожалел, что пришел. Андрей неплохо изучил его мимику: эти сжатые губы, будто Рудик выполняет физически тяжелейшую работу, раздувающиеся ноздри сами по себе говорили о накале, а сжатые кулаки просто мечтали вписаться в лицо Андрея. И поскольку исход беседы стал очевиден (теперь осталось только собрать вещи), в Андрее заклокотало самолюбие, он решил не дать Рудольфу лишний раз упиваться собственной властью, пошел в наступление:
– Какого черта ты взбесился?
– Считаешь, я тебе должен что-то объяснять? – зарычал Рудольф, сдерживаясь с трудом, его желание кинуться с кулаками на заместителя было очевидным. – Да как ты посмел сказать Варгузову о моем новом решении? Кто тебя уполномочил? И уж совсем мне непонятно: ради чего? Ради того, чтоб тебя вышвырнули? Так ты добился своего.
