Оставшись один в непроглядном мраке, Купер натянул джинсы, застегнул ширинку и пробормотал, привалившись к снегоходу спиной:
— Какой же я болван!
Двери гаража отозвались на это жалобным скрипом. Глухо забурчала водопроводная труба. С отвращением вдохнув сырой воздух, пропитанный бензином, Купер встал и на ощупь начал пробираться к выходу.
Ошибиться может каждый. Весь фокус в том, чтобы ошибаться тогда, когда этого никто не видит.
Из дневника Брианны Морленд
Тишину погруженного в темноту дома, по которому шел, злясь все сильнее с каждым новым шагом Купер, нарушали то и дело самые разные звуки. Вот где-то скрипнула половица, раздался тихий перестук дамских каблучков, затрещали поленья в камине, взорвавшись снопом искр, хлопотливо заурчал унитаз, зашумела вода. И вновь все стихло, воцарилась тревожная тишина.
Казалось бы, в природе этих звуков нет ничего необычного. Но Купер знал, что в действительности в этом доме все перевернуто какой-то потусторонней силой с ног на голову, и не терял бдительность ни на секунду.
Наконец он увидел отблеск свечей, горящих в холле, и замер, чтобы передохнуть и оглядеться: смертельная опасность могла затаиться в любом углу. На него пахнуло холодом, он зябко поежился и стал прислушиваться, пристально всматриваясь в темноту.
Встреча с покойником не проходит для живых бесследно. Как и любовная игра, не завершившаяся удовлетворением. И труп, и строптивая мисс Больное Самолюбие пагубно воздействовали на нервную систему Купера, и без того изрядно расшатанную проклятой службой в полиции.
«Куда же подевалась эта слабонервная дамочка, — с досадой размышлял он, — всерьез возомнившая, что мужчина способен самозабвенно ласкать женщину, которую он подозревает в убийстве?» Нет, женская логика неподвластна уму нормального человека. Ничего хорошего от Брианны ему ждать уже не следовало, что было крайне досадно в сложившихся неблагоприятных обстоятельствах. От этого вывода на душе у Купера стало совсем муторно.
Затаившись в тени, он заглянул в большую гостиную. Вооружившись кочергой, Данте шевелил уголья в очаге, развлекая своими мрачными шутками Брианну, сидевшую на кушетке спиной к Куперу. Рядом с ней стояла хохотушка Шелли.
Подружки разом прыснули со смеху, и терпение Купера лопнуло. Мысленно чертыхнувшись, он вошел в комнату и воскликнул:
— Всем привет!
Они разом посмотрели на него, но не проронили ни слова. Следовательно, подумал Купер, он стал предметом всеобщей ненависти. Что ж, трудности никогда его не расхолаживали. Брианна притворилась, что не видит его в упор, и отвернулась. Ему захотелось подойти и свернуть ей шею. Вместо этого он кашлянул и сказал:
— Мне нужен мой фонарик. Либо другой предмет, светящийся в темноте.
— Какой же? — не оборачиваясь, спросила Брианна.
— Розовый вибратор, — с нарочитой бесцеремонностью ответил Купер, полагая, что имеет право на фамильярность после того, что произошло между ними в гараже.
— Вот, возьмите! — Брианна протянула ему фонарь.
Купер взял его и вышел из комнаты, решив не унижаться до публичного выяснения отношений с ней.
Как правило, реакция людей, узнавших, что он полицейский, была двух видов: одни, особенно женщины, приходили в экстаз, другие же настораживались и с подозрением принимали все, что он говорил, словно ожидали, что в любой момент их могут заставить положить руки на капот автомобиля и надеть на них наручники. Последние, как женщины, так и мужчины, ненавидели стражей закона.
Полностью принимал его таким, каким он был, только Джеймс. Но брат женился, и Купер лишился родственной души. Со временем он привык к одиночеству и не страдал от отсутствия приятного общества, милых собеседников и ласковых любовниц и незаметно для себя постепенно превратился в отшельника. Встреча с Брианной, этой темпераментной эксцентричной красавицей, поколебала его уверенность в правильности замкнутого образа жизни и заронила в его сердце надежду, что в ее лице он обретет не только возлюбленную, но и чуткую подругу.
Теперь ему стало ясно, что он заблуждался. Поэтому, следуя укоренившейся привычке, Купер направил свою энергию в профессиональное русло и отправился в винный погреб, чтобы убедиться, что место преступления сохраняется в неприкосновенности. По пути он проверил на всякий случай, заперта ли дверь номера, расположенного рядом с входом в подвальное помещение. Она оказалась запертой.
Войдя в погреб, он склонился над Эдвардом и осветил его фонариком. Бедняжка! Купер всегда жалел покойников, пусть они и прослыли при жизни редкими мерзавцами. Приглядевшись получше к его сорочке, Купер насторожился: ему показалось, что кто-то изменил положение мертвого тела. Пахло оно скверно, но Купер, привыкший к подобным ароматам, не придал амбре особого значения, озадаченный своим внезапно сделанным открытием: вокруг дырочки в груди мертвеца не было крови! Это было возможно лишь в том случае, если в него выстрелили, когда он уже отдал Богу душу.
Теперь, по прошествии суток после его смерти, на трупе явственно выступили следы серьезных ушибов. Судя по кровоподтекам, беднягу либо сильно избили, либо он получил множественные травмы, падая с лестницы. Но оставалось загадкой, как он очутился в пятнадцати футах от нижней ступеньки. Купер обернулся, взглянул на лестницу и задумчиво произнес:
— В какой же последовательности на тебя, старина, обрушились эти напасти? Что было сначала — падение или выстрел?
Но мертвый Эдвард не отвечал. Купер потер ладонью лицо, пытаясь собраться с мыслями. Но стройная версия упорно не желала выстраиваться в его мозгу. Ни реакция обслуживающего персонала на труп, ни положение тела, ни осмотр дома не дали Куперу ни малейшей зацепки. Вот если бы ему удалось обнаружить оружие, тогда дело, возможно, и сдвинулось бы с мертвой точки. Купер тяжело вздохнул.
А не махнуть ли ему рукой на эту головоломку? В конце концов, разве он уже не бывший полицейский? Разве он не заслужил право на отдых, отдав себя опасной службе целиком и не получив ничего взамен, кроме психического и нервного расстройства? Еще утром он был уверен, что заслужил это право, но теперь, вновь взглянув на безмолвного Эдварда, с удивлением почувствовал непреодолимую потребность докопаться до истины.
Прижавшись спиной к стене и оставаясь незамеченным, из темноты за Купером следил человек, сердце которого трепетало от страха.
Почему сыщик снова разглядывает труп? Зачем он сюда вернулся? Эдварда не оживить, он мертв, мертв, мертв! И не пошевелится, сколько на него ни смотри. М0 тогда почему же не исчезает страх? Почему бешено стучит в груди сердце?
