Рубакина продиктовала телефон и адрес Артура Челышева. Костя встал с табуретки. За ним поднялась я.
Почетный эскорт в виде Рубакиной и Геннадия Николаевича проводил нас до дверей.
– Приходите еще! – донесся до нас голос Геннадия Николаевича. – Душевно посидели…
Выйдя на улицу, я протянула:
– Все запутывается…
– А по-моему, наоборот.
– Ты думаешь?
– Знаю.
– Поделись.
– Ни за что. Только после. Когда моя догадка подтвердится.
– Путанный ты товарищ, – надула я губы. – И ненадежный.
Ангел резко развернул меня к себе.
– Не говори так, не надо, – почти попросил он.
Летний душный ветер взметнул мои волосы и они коснулись Костиной щеки. Он перехватил их губами и зажал. Какое-то время мы смотрели друг на друга и молчали. В эту минуту мне ужасно хотелось дотронуться рукой до его щеки и погладить.
Я провела по ней пальцем.
– Прости, – шепнула я.
Он отпустил мои волосы.
– Так-то лучше.
Ангел выдохнул и посмотрел мимо меня.
– Что-то подсказывает мне, что господин Челышев будет не очень рад нашему появлению.
– Тоже мне, предсказатель, – рассмеялась я. – Это и ежу ясно.
В машине Костя набрал домашний номер Челышева.
– Проверим, дома он или нет. Если дома…
Дома Челышева не оказалось.
– Визит откладывается на неопределенное время.
– И куда теперь?
– По-моему, нам надо обновить мебель в квартире твоей знакомой. Так что двигаем в мебельный центр и закупаем все сразу там.
В мебельном центре «Русский дом» мы купили новый диван с двумя креслами приятной бежево-коричневой расцветки и пару стульев.
– Я верну деньги, когда смогу, – пробормотала я.
– Непременно, – процедил Ангел. – И с процентами.
Мы заказали фургон для перевозки и поехали на квартиру Милены Сергеевны. Грузчики обещали приехать через час.
Это время мы провели за дальнейшей уборкой в квартире. Друг с другом мы почти не разговаривали, только перекидывались отдельными репликами. Костя почти не смотрел на меня, он носился из комнаты на кухню и из кухни в туалет, я даже не предполагала, что он может быть настолько хозяйственным. У него было врожденное чувство понимания, где должна находиться каждая вещь, и мне оставалось только подчиняться его указаниям.
Приехавшие грузчики втащили мебель в квартиру и, получив по сто рублей на брата, уехали, пожелав нам на прощание «побольше удачных покупок».
Расставив мебель и полюбовавшись плодами своих трудов, мы поехали к Косте. Дома он сразу пошел к себе в комнату, сказав, что хочет немного поработать.
Я немного послонялась по кухне, выпила чай и легла спать. Но уснула только часа через три, так как сон не шел ко мне и я без конца ворочалась, в голову лезли всякие глупые мысли то насчет Эвы, то насчет Ангела. Я подумала, что теперь мы друзья, как я этого и хотела (или все-таки не хотела?), но почему-то от этого не легче, а напротив, тяжелей. И вообще я во всем запуталась сама и обвинять кого-то в своей путанице теперь не приходится. Я даже поплакала, уткнувшись лицом в подушку, чтобы не дай бог моего плача не услышал Ангел: мне не хотелось выглядеть перед ним размазней и тряпкой.
И уже последней мыслью перед тем как уснуть была – что надо позвонить Денису и хотя бы вкратце обрисовать свое положение, ведь я сгинула с концами и никак не даю о себе знать. А он, возможно, – сходит с ума. И какая же я все-таки эгоистка!
Но я прекрасно понимала, что на самом деле я просто прячу голову в песок, желая сначала сама разобраться с возникшими личными проблемами. Хотя проблем-то на самом деле и не было… Ну, хотел Ангел со мной переспать, а я дала ему понять, что мне этого не надо. Я – девушка гордая и честная. Мы благополучно разбежались в разные стороны и теперь ведем себя как друзья. Только и всего. И почему я считаю, что у меня «личные проблемы»? Ну не глупость ли это? Я сама себя накручиваю. Вот и все…
Вместо того, чтобы думать исключительно об Эве и о том, как ей помочь, я забиваю свою голову черти чем.
Я уснула страшно недовольная собой и дала себе слово обязательно исправиться, а все остальное выкинуть из головы. Раз и навсегда.
Я проснулась, когда Костя уже уехал на работу, и не слышала, как это было. Я успела позавтракать, позвонить Эве, убедиться, что с ней и с Машкой все в порядке, посмотреть очередную серию бесконечного сериала, без интереса – просто чтобы скоротать время; потом пошла на кухню и тут я услышала из коридора голос Ангела.
– Сашуль!
– Что? – я вышла из кухни с мокрыми руками.
– Чем занимаешься? – пропел он.
– Думала обед тебе сделать.
– Правильно думала. Только отложи это на другой раз. Мы сейчас едем к Артуру Челышеву.
Я ощутила, как внизу живота что-то скрутило и отпустило. И длилось это ровно секунду. Каждый раз, когда я видела Костю, меня охватывал паралич страха – непонятно почему я до судорог боялась его и старалась ничем не выдать своего состояния. Я бы умерла на месте, если бы он раскусил меня…
Мы ехали по Москве медленно. Костя был не в духе, и я сидела на заднем сиденье, сжавшись в комок. Все мои страхи вылезли наружу и забурлили с новой силой. Я подумала, что в любой момент он может отказаться от нашего расследования и торжественно объявить мне об этом. Он был мне ничего не должен и ничем не обязан. Я не была ему ни другом, ни любовницей, ни родственницей или на худой конец одноклассницей, попавшей в беду, которую срочно нужно было спасать по законам школьного братства. Он говорил, что заинтересован в разгадке истины, потому что состряпает сенсационный материал. Но я прекрасно понимала, что успешный столичный журналист Константин Гомулов найдет еще тысячу и один источник горячей сенсации. И для этого ему совершенно не обязательно тратить на меня свое драгоценное время и силы.
– Чего притихла? – глядя на меня в верхнее зеркальце спросил Костя.
– Просто так.
– Пить хочешь? Москва просто плавится от жары.
– Не хочу, – сердито сказала я, хотя во рту пересохло.
– Смотри, а то упадешь в обморок от обезвоживания. У нас так на работе вчера одна девица в обморок упала…
– Я – не упаду. Обещаю.
Желая прекратить этот разговор, я уставилась в окно. Невиданная жара накрыла Москву колпаком, из-под которого город никак не мог выбраться. Температура била все исторические рекорды, приближаясь к отметке в сорок градусов. Зимой я тряслась от холода, теперь растекаюсь от жары…
Небо было не синим и не голубым, а каким-то выцветшим, белесым, как полинялая тряпка после многоразовой стирки.
Костя лавировал между машинами, домами и людьми, нахально перебегавшими дорогу чуть ли не перед носом его «Мерседеса-Бенца».
