Ответа по-прежнему не было. На втором этаже она услышала шум дальше по коридору — словно серию слабых ударов. Дверь в одну из комнат была приоткрыта, и звуки доносились оттуда.
В тревоге пробежав по коридору, Дана распахнула дверь и вошла. Комната оказалась хозяйской спальней — большой, богато обставленной, отделанной в красных и золотых тонах.
Китти Рэндольф сидела на полу перед огромным встроенным шкафом, Дана её не сразу заметила. И тут же поняла, почему её крики не были услышаны. Китти, бормоча себе что-то под нос, на четвереньках разыскивала что-то в глубине шкафа. Оттуда одна за другой вылетали туфли и шлёпались за спиной старушки.
Одна из туфель чуть не угодила в Дану, и она отступила назад и стукнулась об дверь.
Китти Рэндольф замерла. На лице её застыла маска ужаса, и Дане стало страшно, уж не довела ли она старушку до инфаркта:
— Прошу прощения, что напугала вас. Я несколько раз звонила, а потом услышала шум и вошла, обнаружив, что дверь открыта…
Она заметила синяк на щеке хозяйки.
— Я такая неловкая! — Китти дотронулась рукой до синяка, а потом перевела взгляд с гостьи на усеянный туфлями и ботинками пол.
Дана посмотрела туда же. На ковре валялась обувь всевозможных видов и цветов — от мужских шлёпанцев до старомодных сандалий и лодочек, покрытых пылью.
— Я просто разбирала шкаф, — Китти словно оправдывалась. Она попыталась подняться, зажав под мышкой обувную коробку. — Мой муж собирал всё подряд, ничего не мог выкинуть. И я ничуть не лучше.
Дана протянула руку помочь, но Китти махнула отрицательно — мол, не нужно. Встав, она подняла с пола туфельку на высокой шпильке, посмотрела на неё удивлённо, словно она не должна была тут оказаться, и закинула её обратно в шкаф. После чего наконец повернулась к Дане:
— Вы привезли мою ткань, как я погляжу.
У Даны это совсем из головы вылетело. Смущённая тем, что напугала старушку, она сунула свёрток ей в руки.
Китти взяла его, не отводя взгляда от Даны, и положила обувную коробку на туалетный столик.
— Право, не стоило так хлопотать из-за моей глупости — надо же, забыла покупку в магазине!
— Ничего страшного. Я всё равно хотела поговорить с вами. Стейси заезжала к вам вчера вечером?
— С чего это вы так решили? — нахмурилась Китти.
— Нэнси Харпер сказала, что видела Стейси вчера вечером, направлявшуюся к вашему дому.
— У этой сплетницы дел других нет, кроме как в окно пялиться! — рассердилась Китти. — Если ваша сестра и приезжала сюда, я её не видела.
Отвернувшись, она положила свёрток с тканью на столик рядом с обувной коробкой. Потом зачем-то поправила крышку коробки:
— А с чего бы Стейси стала меня искать?
— Понятия не имею. Я надеялась, что вы подскажете. Нэнси, вероятно, обозналась. — У многих в округе такие же машины, да и на улице было темно. Посмотрев на разбросанную обувь, Дана спросила: — Может, вам помочь?
— Нет-нет, я уверена, у вас найдутся дела поважнее, — Китти торопливо перешагнула через туфли и, взяв Дану за руку, развернула её к двери. — Ещё раз спасибо за то, что принесли ткань. В самом деле, не стоило.
И только уже на пути обратно Дана вспомнила туфельку, которую миссис Рэндольф зашвырнула обратно в шкаф. Невозможно представить, чтобы Китти когда-нибудь носила такие каблуки. Да ещё такого цвета. Хотя кто знает, какова была Китти Рэндольф в молодости?
Перед поворотом обратно на шоссе 191 Дана позвонила подруге:
— Хильда?
— У тебя всё в порядке?
— Всё хорошо. Послушай, я подумала — раз уж я проезжаю почти мимо больницы, я заеду повидать папу? Я им звонила, ему лучше. Мне разрешили зайти к нему. Если только покупателей не слишком много и я тебе срочно не нужна?
— Езжай к отцу, — без колебаний ответила Хильда. — Я справлюсь. К тому же пополудни стало потише. Я даже собиралась закрыть пораньше, если так же пойдёт.
— Конечно, — сказала Дана. — За последние несколько дней мы наторговали на целый месяц.
— Передавай привет отцу.
Дана выключила телефон. Она не только действительно хотела повидаться с отцом, но ещё и надеялась, что к нему могла заезжать Стейси.
Однако, добравшись до больницы, она обнаружила, что отец, как и утром, по-прежнему полусонный из-за лекарств. Она послушалась медсестру и пробыла у него всего несколько минут, не упоминая ничего, что могло бы его расстроить.
На обратном пути она остановилась у сестринского поста и спросила, кто ещё навещал отца.
— Брат ваш приходил, — ответили ей, — единственный посетитель сегодня, кроме вас.
— Мой брат?
— Тот, который худой.
Клэй. Значит, ни Джордан, ни Стейси не показывались.
— Но многие звонили и интересовались, как состояние, — добавила сестра.
Поблагодарив её, Дана направилась на ранчо. Если она снова собирается ночевать у Хада, нужно взять смену одежды.
Она понимала, что поступает неразумно, пытаясь притормозить события. Она любит Хада. Он любит её. Они и так слишком долго были в разлуке. Почему же ей так страшно?
Потому что она не верила, что можно просто начать с того же места, где всё когда-то прервалось. Они оба изменились. Разве им не нужно заново узнать друг друга, разобраться, что произошло за это время?
И всё же она знала — и любовь, и страсть остались всё теми же, никуда не делись. И знала, что мешает ей: расследование. Пока убийца Джинждер Адамс не будет найден, Дана не почувствует себя в безопасности. Хотя и не понимает, почему это так.
Подъезжая к ранчо, она увидела свежие отпечатки колёс на снегу. Хад должен был заезжать, покормить Джо. Однако следы принадлежали двум разным машинам как минимум. Здесь побывал кто-то ещё.
В большом кафе на западе Йеллоустоуна оказалось пусто — для ужина было ещё рановато. Пользуясь послеобеденным затишьем, Зоуи Скиннер наполняла солонки и перечницы. Хад не мог бы сказать, что вспомнил её — но она была не из тех, кто врезается в память, скорее, наоборот, почти сливалась с фоном. Заняв место у столика в дальнем углу, он посмотрел в окно на снежные склоны.
С появлением снегоходов здесь всё изменилось. Когда-то на зиму большинство лавочек закрывалось до следующего сезона, городок спал под сугробами. Сейчас же жизнь буквально била ключом. За окном в облаке голубоватого дыма с рёвом пронеслась компания на снегоходах — в комбинезонах, сапогах, шлемах с затемнёнными стёклами.
— Кофе?
У столика стояла Зоуи Скиннер — в одной руке кофейник, в другой чашка, под мышкой зажато меню.
— Да, спасибо. Со сливками и с сахаром.
Выглядела Зоуи неважно: кожа да кости, жилистые руки официантки со стажем, на ногах синяя паутина вен — а ведь ей и пятидесяти ещё не было. Наполнив чашку, она вынула из кармашков на фартуке порционные сахар и сливки:
