– Откуда?
– О встречах Романца с журналисткой в ателье «Силуэт» тебе собиралась донести одна из его сотрудниц, которую Олег Станиславович, уж прости, тоже часто… дарил своим вниманием. С тобой она уже как-то свыклась, а терпеть на своей территории Терлееву не собиралась.
– Как трогательно! Да ты прямо… мать Тереза в мужском обличье, а не сыщик… Непонятно только, зачем про Сельвинскую врал!
– Да уж как начал, так пришлось и продолжать… Собственно, с Сельвинской Гелена и начала со мной разговор. Я, конечно, и сам ей кое-что посоветовал, но поверь, Люда, я не знал тогда, сколь далеко простираются ее планы! То есть я мог бы, конечно, узнать, если бы поставил себе такую цель, но думал, что она действительно хочет тебе помочь. А это было мне на руку…
– Что значит «на руку»? – вскинулась Мила.
– Ну… если ты не простишь Романца и станешь свободной, то… у меня появляется шанс… Я, конечно, понимал, насколько безобразно выгляжу против такого человека, как твой дизайнер, но… Каждый человек на что-то надеется… И когда ты вдруг откликнулась… это было такое счастье… Людочка… такое счастье…
– Не стоит про счастье! Лучше скажи: когда ты заключал со мной ту «сделку»… помнишь… ты уже знал, чего на самом деле хотела Гелена?
– Нет. Я вообще с ней мало общался, особенно в последнее время. Мы… сводные брат и сестра. Познакомились, когда нам было по восемнадцать, и сначала вроде бы… подружились, а потом… В общем, оказалось, что у нас с ней абсолютно разные интересы и взгляды на жизнь.
– И когда же ты узнал, что она затеяла?
– Довольно скоро…
– И молчал?! – Мила всплеснула руками. Широкие рукава халата махнули крыльями подстреленной птицы. – Почему же ты молчал?!
– Во-первых, я пытался урезонить Гельку… пытался даже купить ее деньгами, но того, что я предлагал, ей было мало. Этот ее гнусный Алик… он, на мой взгляд, безнадежен… Его уже никакая медицина на ноги не поставит. И мне кажется, что она это знает… что дело даже не в Алике. В общем, мне не хотелось в этом разбираться…
– Это – во-первых, а что же во-вторых?
– А во-вторых, я никак не мог признаться в том, что мы с Геленой тебя обманули. Боялся… страшился… с ума сходил от того, что все так по-идиотски получилось…
– Но, Володя! Тебе ли, сыщику, не знать, что правда… она всегда выплывет… как ее ни скрывай…
– Я собирался все рассказать тебе, когда ты… станешь моей женой. Вообще все…
– То есть лишь тогда, когда повяжешь меня по рукам и ногам брачными узами? – с упреком бросила ему Мила.
– Разве я собирался вязать, Людочка?! Мне казалось, что ты сама согласилась… добровольно… Или нет? Или с твоей стороны тоже была какая-то игра?
– Я не играю в игры, Володя… Но как ты мог допустить, чтобы твоя сестра меня практически обокрала?!
– Ты же знаешь, я хотел, чтобы ты бросила этот бизнес!
– И чтобы подарила все свои наработки твоей сестрице безвозмездно, да? Слушай, Цебоев, а не заодно ли ты с ней?! Что-то Гелена говорила о том, что тебе во всем отказала? Не в любви случаем?
– Какая там любовь, Людочка! Разве с такой женщиной возможна любовь?!
– Может быть, вам с ней на пару еще что-то нужно от меня?! Так у меня уже ничего нет!! Один салон, то есть помещение… Да и тот… На что мне салон, если даже своей авторской ткани я уже больше не хозяйка…
– Кстати, для начала – о салоне… – Цебоев протянул ей все ту же пластиковую голубую папку с белой кнопкой. Бумажки с надписью «Дело Ивиной Л.Л.» на ней уже не было, но Мила узнала ее по чуть надломленному уголку.
– Что здесь? Зачем? – встревоженно спросила Мила и даже спрятала руки за спину.
– Я хотел подарить тебе папку после свадьбы…
– Что в ней? – с еще большим испугом спросила она.
Щелкнув кнопкой, Цебоев открыл голубой пластиковый конверт, вытащил несколько документов с фиолетовыми печатями, протянул Миле и предложил:
– А ты посмотри.
Дрожащими руками она взяла бумаги, но понять, что читает, никак не могла. Глаза скользили по строчкам, буквы складывались в слова, слова – в предложения, но смысл ускользал. Мила была слишком взволнована и слишком слаба, чтобы это волнение превозмочь. Ей казалось, что бумаги означают ее верную смерть, а фиолетовые печати подтверждают: пути назад нет и никогда не будет.
– Я… я не могу это прочесть… – с трудом проговорила она и сунула документы, безжалостно смяв их, в руки Цебоева. – Ты… ты лучше объясни… словами… Я уже ко всему готова…
– Хорошо… – согласился он. – Эти бумаги означают, что свой салон «Ива», то есть все его помещения, ты передала в постоянное пользование Короленко Гелене Яновне.
– Что значит «передала»? – прошептала Мила.
– Это значит, что ты подарила салон своей лучшей подруге.
– Как подарила?..
– Вот эта бумага… – Цебоев потряс перед ее носом одним из листов, – называется дарственная.
– Но я не дарила…
– Тут, Люда, стоит твоя подпись.
– Но я не подписывала такой бумаги! Эта подпись… эта подпись – она не моя! Грубая подделка! И это легко установить!
– Людочка, твоя подпись – самая настоящая! Я проверял у экспертов-графологов!
– Но этого не может быть… – Мила покачала головой.
– Почему же не может? Ты же наверняка, не глядя, подписывала десятки финансовых документов, которые тебе совала Гелена.
– Да… но я ей всегда доверяла. Она – очень хороший экономист… Ее не стоило проверять…
– Вот так и была получена твоя подпись. Таким вот банальным способом. Классическим, так сказать…
Миле показалось, что мебель в ее комнате странным образом поехала вбок. Лицо Цебоева расплылось в тусклый серый диск, а потом попыталось вовсе исчезнуть из видимости.
– Людочка!! – услышала она будто сквозь вату.
Лицо Владимира то проступало сквозь дрожащий туман, то вновь превращалось в бесплотный диск. Потом она почувствовала прикосновение к лицу чего-то жаляще-жгучего, потом опять:
– Людочка… Людочка…
Какая же она Людочка? Она же Мила Ивина, у которой отнято все…
* * *
Очнулась она в собственной постели. Сначала уловила навязчивый медицинский запах, потом открыла глаза. Виски ломило. Перед глазами слегка подрагивало лицо Цебоева. Мила сильно зажмурилась и открыла глаза снова. С лица Владимира сползла дымка. Она вспомнила все и еле слышно, но очень зло прошептала:
– Что ты тут делаешь? Катись к своей сестре. Вы можете праздновать с ней ваш успех… прямо… в моем, то есть теперь уже… вашем салоне… Интересно, как вы его назовете? Не «Фрезия» же… Предлагаю варианты – «Королева» – от фамилии Короленко, или «Виктория» – в знак победы, которую вы одержали надо мной. Можешь назвать своей фамилией – «Цебоев и K°»!
