Татьяне показалось, что Олег несколько раз назвал ее Тонечкой. Но ведь Танечка и Тонечка – так похоже… Может, это особенность его выговора? Такая милая… Она приподнялась над Олегом, с нежностью оглядела его лицо и поцеловала в губы. Он открыл глаза и сказал:
– Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, – ответила она и вздохнула. – Только у нашей любви нет будущего. У тебя семья… Дети… Маленькие еще…
Лицо Дунаева опять сделалось больным. Он сморщился, сел в постели и задумался. Татьяна поспешила его обнять и горячо зашептала, что все понимает, что благодарна за сегодняшний вечер и ни на что больше не претендует. Олег взял ее лицо в свои ладони, всмотрелся в него так, будто старался запомнить или пытался с чем-то сравнить. Татьяна испугалась, а он вдруг сказал:
– Все! Решено! Едем! Одевайся!
– Куда? – Татьяне совсем не хотелось никуда ехать. Она не хотела покидать его объятий. Кто знает, когда им еще доведется провести время вместе.
– Узнаешь. – Он бросил ей на колени одежду и быстро начал одеваться сам.
– Олег! Может, не надо никуда ехать? – взмолилась Татьяна, нутром почувствовав неладное. – Не будет ли от этого только хуже?
– Честно говоря, не знаю… Но если ты говоришь правду… – Он замолчал, изучающее посмотрел на нее и продолжил: – Если ты действительно меня любишь…
– Я действительно тебя люблю…
– Тогда ты должна поехать… Чтобы разом уж все…
Они молча оделись. Татьяна боялась о чем-нибудь спрашивать. Очень уж сосредоточен был Дунаев и совсем не походил на того пылкого влюбленного, который только что ласкал ее в постели.
Потом они долго ехали в метро и на автобусе. Испуганная Татьяна вконец запуталась в улицах Питера. Если бы Олег бросил ее, то она, наверно, не смогла бы быстро добраться до дома. Перевели дух они только у обитой вагонкой двери квартиры старого четырехэтажного дома.
– Здесь я живу, – сказал Олег, и голос его дрогнул.
Он вынул из кармана ключи, открыл дверь и провел Татьяну в коридор. В лицо ей ударил резкий запах лекарств и еще чего-то непонятного, но очень неприятного. Она сжалась в комок, и он с трудом смог снять с нее куртку. Ей хотелось бежать от этого запаха, как можно дальше и быстрее, но она помнила, как только что говорила, что любит его. Раз любит, должна вытерпеть все.
Олег с потемневшим лицом взял ее за руку и повел в комнату. Напротив окна стояла кровать с деревянной спинкой. Татьяна не успела рассмотреть, кто на ней лежит, потому что со стула, придвинутого вплотную к кровати, встала в полный рост женщина и загородила от нее больного.
– Пришел, Олежек, – устало сказала она. – Почему не предупредил, что вернешься так поздно?
– Прости, Ольга. Я уже тебе говорил… Помнишь?
Женщина, окинув не очень заинтересованным взглядом Татьяну, кивнула.
– Как тут дела? – спросил Олег.
– Как всегда, – ответила женщина.
– Кормить надо?
– Нет. Я все сделала. Пойду. Два дня меня не будет.
– Я помню.
Женщина, которую Олег назвал Ольгой, прошла мимо Татьяны, слегка улыбнувшись ей, и скрылась в коридоре. Татьяна, затаив дыхание, перевела взгляд на постель. На ней лежал некто. По довольно длинным волосам можно было предположить, что это женщина, но такой длины волосы вполне могли отрасти и у давно болеющего мужчины. Олег подошел к постели и взял больного за руку.
– Тонечка, – позвал он, и Татьяна охнула. Ее сердце заколотилось так, что она вынуждена была прижать к груди обе руки, чтобы как-то утихомирить его.
Дунаев повернул к ней голову и срывающимся голосом сказал:
– Это моя жена, Тоня. Она очень больна. Уже три года.
Татьяна приросла к полу и боролась с подступающей дурнотой. А больная вдруг открыла глаза. Они оказались вполне живыми и цепкими. Она что-то прошелестела бескровными губами. Олег перевел глаза на Татьяну и с виноватым лицом попросил ее подойти поближе. Она повиновалась, хотя ноги слушались ее очень плохо. Как ни странно, вблизи Тоня выглядела не так страшно, как издали. Она была очень худа и бледна. В вырезе розовой ночной сорочки на тощих ключицах лежал неожиданно крупный золотой крест. Тоня пронзительным взглядом впилась в лицо Татьяны. Та отшатнулась, но Олег не позволил ей броситься вон из комнаты, что она намеревалась сделать. Он железными пальцами сжал ей локоть и незнакомым голосом сказал:
– Тоня, это она…
Лицо больной дрогнуло, и на нем стало проступать жуткое подобие полуулыбки. Один уголок губ медленно приподнялся, насборив около себя сухую пергаментную кожу, второй уголок оставался неподвижен, как бы не соглашаясь с первым. Татьяна поняла, что у жены Олега не действует правая половина лица. Под одеялом с левой стороны произошло какое-то движение, и на свет появилась тонкая прозрачная рука с голубоватыми ногтями. Тоня перевела глаза на Олега и сделала ими какой-то им одним понятный знак. Олег кивнул, взял со стоящей рядом тумбочки блокнот без верхней корочки и вырвал исписанный лист. Блокнот он привычно подсунул под Тонину руку и вставил в ее пальцы откуда-то появившуюся ручку. Лицо больной исказила гримаса напряжения, и она начала медленно писать. Татьяна с расширившимися глазами следила за этим, как ей показалось, священнодействием. Несколько раз Тоня останавливалась, Олег поправлял ей блокнот и ручку. Татьяна ждала окончания процесса писания, как приговора суда. Ей почему-то казалось, что жена Олега на этом листе непременно вынесет ей обвинительный приговор, на который она никогда не сможет подать апелляцию, который не сможет ни отмолить, ни отстрадать, ни отработать.
Повинуясь опять-таки только им двоим понятным знакам, Олег вытащил из-под руки жены блокнот и, не глядя на запись, протянул его Татьяне. Она взяла блокнот дрожащей рукой и посмотрела на Олега, желая получить от него хоть какую-нибудь, пусть молчаливую, поддержку. Он отвел глаза в сторону. Татьяна опустила глаза на лист блокнота. Крупными дрожащими буквами там было написано всего два слова: «Благословляю вас». Татьяна хрипло всхлипнула и зажала рот рукой. Ей ли плакать здесь перед этой женщиной, у которой живыми остались только глаза и тонкая левая рука… Тоня опять сделала глазами какой-то знак, и Олег снова подсунул ей под руку блокнот. Вторая запись тоже состояла из двух слов, на которые Олег опять не пожелал смотреть, предоставляя женщинам возможность договориться без посредника. «Сын маленький», – прочитала Татьяна и вскинула глаза на Тоню. Она смотрела на нее жадным, ждущим взглядом. Татьяна помолчала, сдерживая рвущиеся наружу рыдания, потом наклонилась к Тоне, положила свою руку на ее прозрачные пальцы и сказала, глядя ей в глаза: «Не беспокойтесь о нем». Тоня слабо пожала Татьянину руку и закрыла глаза. Живой кончик губ съехал вниз, и рот застыл на неподвижном лице горьким крючком. Золотой крест съехал по цепочке за спину Тони. Самое главное было сделано. В нем сегодня больше не было нужды.
