– Он почти подходящего возраста, не так ли? А вы запугали его достаточно, поэтому, когда сделаете следующий ход, он окажется слишком затравленным, чтобы сопротивляться. Тайлер позволит вам совершать ваши безобразные извращенные действия, так как вы его убедили, что у него нет иного выбора. Но в душе он начнет спрашивать себя, не лучше ли смерть, чем это.
Сент-Джон высказал на одном дыхании больше, чем за много лет. Но как только стены треснули и зверь вырвался на свободу, ему стало гораздо легче.
– Не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите, – сказал Олден, прибегая к объяснениям, которые, как знал Сент-Джон, использовал неоднократно. – Тайлер нуждается в дисциплине, как и все мальчики. Ему нужна крепкая рука.
Воспоминания о «крепкой руке» болезненно обжигали, но даже они были бессильны против зверя.
– Вы убедите его, что он, наконец, сможет сделать что-то правильное, удовлетворив ваши извращенные желания.
– Как вы смеете! Я не обязан стоять здесь и выслушивать этот вздор.
Олден начал поворачиваться, чтобы уйти – беспокойство о пасынке было забыто. Голос Сент-Джона понизился до шепота, передавая всю смертельную ярость, которую он испытывал. И он произнес слова, которые Олден должен был узнать.
– Вы скажете ему, что это особый ритуал посвящения. Что все сыновья делают это для своих отцов.
Олден застыл как вкопанный, уставясь на него. Никакие отрицания не могли преодолеть его ошеломленность и потрясение. Ни гнева по поводу несправедливого обвинения, ни праведного негодования, ни даже очередной угрозы.
– Кто вы? – На сей раз это был хриплый, сдавленный шепот.
Краем глаза Сент-Джон заметил какое-то движение сбоку, но не стал отклоняться от курса. Он знал, кто там, мог чувствовать ее присутствие и даже не должен был смотреть в ту сторону.
– Я оскорблен, – промолвил он с притворной досадой. – Вы даже не узнаете меня.
Олден окинул его взглядом с головы до ног, словно видя впервые. Он пытался понять, что именно знал этот незнакомец и как он до этого докопался.
– Не ломайте голову. Я больше не похожу на него. Что еще важнее, я уже не думаю, как он.
– Как… кто?
– Отдаю вам должное. Немногие могли бы принять вину за два самоубийства и построить на этом крепкую базу.
– Два самоубийства? Мой сын утонул во время страшной бури – все это знают.
– Кроме тех, кто знал или подозревал правду. А что касается вашего сына, чего вам больше не хватало – вашей игрушки или денег, которые он взял из кассового ящика? А может, причудливого зажима для денег, которым вы так дорожили?
– Кто вы? – Теперь Олден почти кричал. И Сент-Джон видел в глубине его остекленевших глаз пробуждающееся знание, которого он ожидал.
– Вы знаете, кто я. Мучить меня было одним из любимых занятий в вашей омерзительной извращенной жизни.
– Это невозможно. Он мертв!
– Вы когда-нибудь слышали легенду о фениксе?
Олден покачал головой, его лицо было мертвенно-бледным.
– Вы не можете быть им. Вы совершенно на него не похожи.
– Современная хирургия творит чудеса. Они зафиксировали челюстную кость, которую вы сломали так сильно, что я месяц не мог есть. Заделали вмятину в разбитой вами скуле. И, занимаясь всем этим, изменили лицо, которое вы привыкли использовать, как боксерскую грушу.
– Нет! Нет! – Олден попятился.
– Но это я сохранил. – Сент-Джон коснулся оставшегося шрама. – Я заработал его той ночью у реки. Это не ваша отметина, а моя эмблема – напоминание никогда не позволять никому владеть мной снова.
Сент-Джон видел, что его отец наконец убедился, кто перед ним. И понял, что этот факт означает.
– Да, – продолжал он. – Я тот, кто намерен разрушить ваш карточный домик. Положить всему этому конец. Отобрать это у вас. Все, чего вы жаждете – включая Тайлера, – ушло или уходит. И вы ничего не сможете сделать, чтобы остановить свое падение.
Олден снова покачал головой, но в этом движении была уже паника.
– И если вы думаете, что сможете ускользнуть на Каймановы острова и жить там на деньги, которые скопили, придумайте что-нибудь еще. Это тоже ушло.
Глаза Олдена расширились. Сент-Джон понял, что он действительно думал об этом, и вообразил его страх, когда и этот выход исчез.
– Теперь все всплывет наружу. Все, что вы сделали Джессе, Тайлеру, моей матери и мне.
– Это ложь! – Теперь паника слышалась и в его голосе. – Никто вам не поверит. Никто не станет даже слушать вас.
– Думаете? Хотите знать, где сейчас Тайлер?
– Ему тоже не поверят.
– Вы рассчитывали на это, верно? Как рассчитывали со мной. Но Тайлер получил помощь.
– Если вы имеете в виду эту маленькую сучку…
Сент-Джон нанес удар, прежде чем осознал, что делает. Он почувствовал боль в костяшках пальцев за секунду до того, как его отец упал наземь.
В следующий момент Джесса оказалась рядом с ним.
– Пока ты действительно не убил его, – сказала она, словно они не обсуждали ничего более серьезного, чем ее запасы птичьего корма, – ты должен знать, что половина города уже здесь.
Так вот что он чувствовал. Джесса привела кавалерию. Или, по крайней мере, свидетелей.
– Я не хочу его убивать. Он того не стоит.
Джесса сжала его руку.
– Да, не стоит. И то, с чем ему предстоит столкнуться, будет для него хуже смерти.
Олден быстро поднялся. Сент-Джон увидел, что минимум двадцать человек стоят во дворе между задней стеной магазина и складом, с ужасом и отвращением глядя на его отца.
− Дэм не имел в виду, что я помощь для Тайлера, – сказала Джесса, глядя на Олдена, как на мешок с червивым кормом. Как ни странно, теперь, когда она была рядом, Сент-Джон начал наслаждаться происходящим. – Если вам действительно интересно, где Тайлер – в чем я сомневаюсь, так как единственное, что вас сейчас беспокоит, – это вы сами, – то он с человеком, которому поверят все.
– Мистер Олден? – Голос, прозвучавший сзади, заставил Олдена повернуться. Человек в форме шерифа приближался к нему – судя по его лицу, его задача ему не нравилась. За ним следовал второй помощник шерифа. – Вам придется пройти с нами, сэр. Были сделаны серьезные заявления.
– Никуда я с вами не пойду! – Олден указал на Сент-Джона и Джессу. – Не знаю, что они вам наговорили, но это куча вранья!
Помощник шерифа нахмурился:
– В действительности обвинения были выдвинуты посторонним источником. И вполне надежным.
– Кем?
– Джошуа Редстоуном.
Сент-Джон видел, как изменилось выражение лица Олдена, когда он услышал столь знаменитое имя и бормотание в толпе наблюдателей.
