– Будете? – предлагает она, протягивая пачку.
Семейный человек отказывается. Джоди находит спички, прикуривает. Последний раз она курила лет двадцать назад, или даже больше, еще в школе, но все равно делает глубокую затяжку. И, естественно, комната начинает кружиться. Она ждет, когда это пройдет, а потом снова садится, в одной руке сигарета, в другой – пепельница-сувенир из Мон-Сен-Мишель, которую Джоди хранит, потому что она внушает радостные чувства.
– Я хотел бы прояснить, – говорит он сквозь дым, – каковы были ваши отношения с погибшим.
Джоди испытывает искушение сказать ему правду – что она погибшего едва знала, или что он, по крайней мере, оказался не тем, за кого она его принимала. Но вместо этого она отвечает, что они прожили вместе двадцать лет. Детектив хватается за эту информацию и выжимает из нее все возможные версии, спрашивая, почему они так и не поженились, было ли это для нее важно, как она отреагировала на его уход, предвидела ли его. Он проявляет жуткое любопытство к тому, почему они не смогли произвести на свет детей; в его картине мира это непременно что-то значит. Интересуется, знакома ли она с невестой Тодда, с женщиной, с которой он жил на момент смерти. Когда Джоди начинает казаться, что уже все, он начинает с начала, по кругу. Какие обстоятельства привели к его уходу? Общалась ли она с ним после этого? Обращалась ли к юристу? Знала ли Джоди, что на момент смерти Тодд готовился стать отцом?
И так далее, и так далее, вопросы становятся все назойливее, детектив подается вперед с серьезным и целеустремленным видом. Расспрашивает о работе, узнает, что Джоди принимает несколько часов в день на дому, что во Флориду поехала на конференцию.
– Очень жаль, что вам пришлось оттуда вернуться, – говорит он. – Вы улетели погреться, а тут такое. Если вы не против, я хотел бы узнать, что это была за конференция.
Джоди выжимает последнее из окурка, щурится от дыма, глаза слезятся. Изменение сознания, вызванное первой дозой никотина и угарного газа, сменилось давлением в груди.
– Она была посвящена стрессу и старению, специализация для психологов.
– Были какие-то особые причины, почему вы туда поехали? – спрашивает он. – Может, вас пригласили выступить?
– Нет, я не выступала.
– Вы регулярно бываете на подобных мероприятиях?
– Не регулярно.
– А как часто?
– Трудно сказать. Когда появляется что-то, важное для работы.
– Когда была предыдущая?
– Надо подумать.
– Я не тороплю.
– Я ездила на конференцию в Женеву, года два-три назад. Да, прилично времени прошло, – Джоди, не сдержавшись, издает виноватый смешок.
– Как женевская конференция была связана с вашей работой?
– Она была посвящена теме коммуникации, что крайне важно для любого психолога.
– Значит, до Флориды вы были на конференции по теме коммуникации в Женеве, два или три года назад. Я правильно понял?
– Может, и четыре.
– Ладно. Значит, четыре?
Джоди понимает, к чему он клонит. Что ее отъезд на конференцию именно в эти дни – слишком уж удобно, слишком удачно. Несмотря на то, что в газете развиваются версии про подростков-наркоманов и организованную преступность, этот человек точно знает, с чем имеет дело, и ее безупречное алиби ее как раз и выдает, оно обернулось против Джоди, хотя оно и не было ей нужно – никто не заподозрил бы ее в стрельбе из окна машины. И десятилетнему ребенку будет понятно, что убийство заказное.
– Черт, да откуда же я помню? – рявкает она. – Может, и пять. Как я могу думать об этом в такой ситуации?
– Мэм, постарайтесь успокоиться, – говорит детектив невозмутимо. – Я понимаю, насколько вам тяжело, но, как я уже сказал, иногда какая-нибудь на первый взгляд мелочь может оказаться важной подсказкой. Ничего нельзя упускать из виду. Простите, что вынужден вас этому подвергнуть, мне искренне неловко, но ведь раскрытие дела и в ваших интересах.
Джоди кажется, что в комнате вообще нет воздуха и совсем нечем дышать, она начинает бояться, что сейчас рухнет. Она думает о том, чтобы встать и открыть окно, но вместо этого берет из папки журналов «Аркитекчерал Дайджест» и начинает им обмахиваться. А детектив переходит к более прямолинейным вопросам. Сколько вы зарабатываете? Сколько зарабатывал погибший? Обеспечивал ли он вас деньгами после ухода? Какова общая стоимость его недвижимого имущества? Известны ли вам условия его завещания? И на этом еще не все. Потом он расспрашивает о ее родителях, друзьях, записывает их имена. Но Элисон Джоди не упоминает.
Наконец поднявшись, детектив снова любуется видом из окна, замечая образовавшиеся над озером облака.
– Перисто-слоистые, – говорит он. – Будет снег.
Джоди смотрит на белую дымку. Ему теперь еще о погоде поговорить приспичило. А потом на обед напросится. Она демонстративно выходит в прихожую, не оставляя ему выбора, кроме как последовать за ней. Выходя из двери, детектив дает ей визитку.
– Звоните, если что. Как я сказал, мы рассчитываем на вашу помощь. Мы раскрываем преступления благодаря мелочам, которые нам рассказывают. Даже если вспомните что-то на ваш взгляд незначительное, звоните. А я разберусь. Тут мой номер.
Джоди стала следить за некрологами в «Трибьюн», и вот он появляется. Короткий, всего несколько строк, в конце информация о похоронах. Ни слова о том, как Тодд погиб, и она, Джоди, тоже не упоминается. Наташа (а написала это, несомненно, она) главными скорбящими называет себя и свой плод. «Тодд Джереми Джилберт, 46 лет, предприниматель, покинул любящую несостоявшуюся жену и еще не рожденного сына». Двадцать лет, которые прожила с ним Джоди, ее забота и внимание, преданность и терпеливость, не заслужили упоминания, да и от самого Тодда в собственном некрологе остался лишь «предприниматель». Наташе наверняка известно его прошлое: что вырос он в бедной семье, успеха добился собственными силами, в одиночку. Тодд, что называется, «сделал себя сам». Если уж когда и стоило воздать ему по заслугам, то как раз именно сейчас.
Джоди еще не решила, пойдет ли на похороны. Она пока не принимает клиентов, много спит, по большей части сидит дома. Может, она за время заточения просто отвыкла выходить, или, может, ей нужно время прийти в себя. Иногда у нее пропадает память – из головы довольно надолго вылетает тот факт, что Тодд от нее вообще уходил. Даже его смерть для нее пока остается расплывчатым понятием. Как будто она не совсем знает о ней – или просто отказывается в это верить. Однажды даже, находясь между сном и явью, Джоди решила ему позвонить и спросить напрямую, жив он или мертв. «Скажи мне правду, – собиралась спросить она, – мне надо это знать».
И не раз ей снилось, что он ожил. Как правило, все очень прозаично. Они садятся ужинать, Джоди говорит: «Я думала, ты умер», а Тодд отвечает: «Я действительно был мертв, но теперь уже нет». Или же она едет в лифте с кем-то незнакомым, а это оказывается он. Всякий раз она испытывает от этого облегчение. Произошло что-то ужасное и неправильное, но теперь все хорошо, жизнь может вернуться в привычную колею. Именно эти повторяющиеся галлюцинации влияют на ее решение насчет похорон. Хотя Джоди и не хочется появляться на людях в роли брошенной жены, и она предпочла бы сохранить свою гордость, но все же надо закрыть этот гештальт. Чтобы до нее как-то дошло, что Тодд умер.
Возможно, его смерть было бы проще принять, не будь она столь ужасной. Джоди очень шокировало то, как именно это произошло. Когда звонят друзья, она, как помешанная, говорит только об этом – что походит на непристойную прилюдную казнь, – и с течением времени ее озабоченность подробностями случившегося не только не уменьшается, а, наоборот, растет. Она склонна обсасывать все самые ужасные мелкие детали, без устали тыча пальцем в уже разваливающийся труп. Джоди все кажется, что во всем этом должно быть что-то еще, чего она не видит. Какой-то смысл, порочный грааль, отрицательная сила, которую она сможет использовать для своей защиты, но значимость этих ужасающих фактов остается все так же ничтожна, особенно по сравнению с давящей реальностью его отсутствия. Поскольку она не может никому рассказать правду, Джоди вынуждена прибегать к пустым фразам вроде: «Не могу в это поверить» и «Это просто невозможно».
Семейный человек посетил ее родителей, которых тоже засыпал вопросами. К радости Джоди, они оказались крайне недовольны его вторжением, разозлились на то, что он сомневается в ее честности и приличии, запретили ему копаться в ее личной жизни. Как и раньше, родители с ней самой говорят одновременно, отец – из спальни на верхнем этаже, мать – из кухонной пристройки. Разумеется, они знали, какой образ жизни вел Тодд, они не говорят, что он это заслужил, но, очевидно, так думают. Джоди тронута тем, что они всецело встали на ее сторону и настолько ополчились против него.
Детектив сходил и к ее подругам, которые тоже всецело ее поддержали.
