— Итак, ты добилась своего.
Я не посмела поднять на него глаз от смущения и стыда и ненавидела себя за это.
— Я не ожидала, что на нее так подействуют мои слова. Поначалу она не восприняла их всерьез.
— Тогда ты должна исправить то, что натворила, не так ли? Сейчас она выглядит замечательно. Но что с ней будет, когда ее постигнет крах и горькое разочарование?
Я отвернулась от него и спустилась по ступеням на улицу. То же самое мне сказала Ирена — я должна исправить то, что натворила.
"Мерседес" Гуннара ждал нас у подножия лестницы. Лора, Майлз и Гуннар сели впереди, а я, Дони и корзинка с ленчем оказались сзади. Едва машина тронулась, Дони незаметно ткнула меня в бок.
— У тебя неплохо получается, — прошептала она. — Ты хочешь, чтобы она сама себя погубила, да? Что ж, это самый лучший выход из всех!
Проклиная ее про себя, я промолчала и все внимание устремила на виды Бергена, мелькавшие передо мной. Если здраво рассуждать, я уже и не знала, чего на самом деле хочу.
Поставив машину на стоянке, Гуннар снял с багажника на крыше Лорины и свои лыжи и понес их к станции канатной дороги. Нужды везти с собой тяжелые неуклюжие ботинки, которые требуются для горных лыж, не было, поскольку для лыжных прогулок достаточно надеть удобную спортивную обувь.
Мы стояли в очереди на платформе, ожидая, когда спустится кабина. Позади станции по черным скалам струился водопад и уносился прочь шумным потоком.
Наконец маленькая желтая кабина фуникулера с лязгом подошла к станции, и все собравшиеся на платформе втиснулись в нее.
Гуннару удалось освободить для меня и Лоры место у окна, и мы прижались лицом к стеклу. Впереди среди снежных просторов грозно высился черный острый пик Ульрикена.
В кабине вместе с нами была в основном молодежь, отличавшаяся той здоровой красотой, которая присуща норвежцам: длинноволосые девушки с непокрытыми головами и юноши с бородами разной длины и формы. Лора стояла рядом со мной, радуясь подъему, как юная девушка, которая, возможно, прежде не бывала в горах, и я видела, как молодые люди смотрят на нее и улыбаются, а она охотно улыбается им в ответ…
Высота Ульрикена, как сообщил Гуннар, не больше двух тысяч футов. Горы в Норвегии на самом деле не так высоки, как кажутся в кино, но поскольку они вздымаются прямо из моря, создается иллюзия высоты.
Слегка дернувшись, кабина вползла в здание станции на вершине, двери открылись, и мы высыпали наружу. Поднявшись по лестнице, мы очутились на открытой смотровой площадке, с которой был убран снег, ив лицо нам ударил резкий ветер. Тут же на площадке расположился небольшой ресторанчик, а рядом с ним магазин сувениров. Наши спутники сразу разошлись в разные стороны одни направились в ресторанчик, другие — полюбоваться видом еще с одной смотровой площадки, некоторым не терпелось встать на лыжи.
Дони, очевидно никогда не бывавшая здесь, вприпрыжку, с детским нетерпением перебегала от одной выигрышной, точки к другой. Майлз, стоя рядом с нами — Лорой, Гуннаром и со мной — угрюмо наблюдал за нею.
Гуннар, ни разу не заговоривший со мной с тех пор, как мы вышли из ворот дома, с холодной учтивостью взяв на себя обязанности гида, показывал мне различные достопримечательности. Я вежливо слушала его, с ненавистью думая о том барьере, который вырос между нами и положил конец едва зарождавшейся дружбе.
— Вон там слева за Фантофтом можно увидеть озеро, на берегу которого Григ построил свой летний домик. Дом теперь превращен в чудесный музей. Обязательно побывай в нем, прежде чем уедешь из Бергена.
Лора улыбнулась мне:
— А это будет скоро! Если ты собираешься написать задуманную книгу, то, знаешь, тебе придется отправиться в Голливуд вместе со мной. Теперь, когда я приняла решение, я намерена действовать незамедлительно.
Никто из мужчин не произнес ни слова. Гуннар и Майлз смотрели на меня неприязненно, а я ненавидела их обоих. Но на этот раз я сделала над собой усилие и присоединилась к оппозиции.
— Я не собираюсь в Голливуд, — возразила я, — и ты тоже, Лора. Как ты призналась вчера, это только мечта. И слишком поздно пытаться претворить ее в жизнь.
Она бросила на меня печальный удивленный взгляд, словно я предала ее:
— Но ты же сама уговаривала меня ни за что не отказываться от своей мечты! Теперь я не нуждаюсь ни в чьих уговорах. Несколько дней назад я была готова сдаться — умереть. Сейчас я готова жить. Я хочу сказать, использовать свой шанс жить полной жизнью. И ничто не изменит теперь моего решения.
Майлз недовольно хмыкнул, повернулся и пошел прочь от нас по площадке. Лора проследила за ним взглядом, полным грустной нежности.
— Он не одобряет меня, — печально произнесла она. — Я бы хотела, чтобы он поехал вместе со мной, но боюсь, он этого не сделает.
Гуннар положил руки Лоре на плечи и мягко развернул лицом к себе:
— Лора, Лора! Если тебе необходимо убежать от чего-то, мой дом в твоем распоряжении и моя матушка с радостью примет тебя. Там ты будешь в безопасности. Ты сможешь отдохнуть и снова станешь сильной. Ты забудешь о своих страхах.
Она покачала головой:
— Нет, дорогой. Этот путь не для меня. Я теперь знаю, чего хочу. Я знаю, что должна делать. Но прежде следует успокоить Майлза. Я не хочу, чтобы он оставался мною недоволен. Подождите меня здесь. — И она двинулась за своим мужем по площадке.
В горле у меня встал комок, и я вновь ощутила жжение в глазах.
— Что, если вы все не правы? — крикнула я Гуннару. — Что, если она должна иметь свой шанс?
Он покачал головой:
— Ты знаешь, что это не так. Я разочаровался в тебе, Ли Холлинз. Я надеялся, что, узнав Лору поближе, ты изменишься, станешь более милосердной.
Я задохнулась от слез.
— Слишком много накопилось для того, чтобы прощать! — всхлипнула я. Пусть думает что угодно. Какое мне дело, что на уме у этого упрямого норвежца!
Оставив Мой крик души без внимания, он, как ни в чем не бывало, продолжил свой рассказ о достопримечательностях окрестностей, обращаясь ко мне спокойно и безразлично, как к туристке, с которой он только что познакомился.
А потом мы все вместе подошли к маленькой красного цвета хижине Гуннара. Крыша ее была покрыта толстым слоем снега, а с карнизов свисали длинные сосульки. Гуннар отпер дверь и, как только мы очутились внутри, тотчас принялся разжигать огонь в камине, где уже лежали заранее приготовленные поленья.
Хижина состояла из одной большой комнаты, обставленной по-деревенски непритязательно. По дощатому полу протянулась дорожка в зеленую и коричневую клетку. Посредине комнаты стояли грубо сработанный стол и несколько стульев, а вдоль одной из стен — лавки. Картина, висевшая над камином, сразу привлекла Мой Взгляд, и я поняла, что это работа Гуннара. На этот раз это был снежный пейзаж с красной хижиной, ярким пятном выделявшейся на фоне штормового неба.
