Неподвижная Саммер наблюдала, как три оленя, словно птицы, вспорхнули над костром и скрылись в ночи.
– О Боже! – Франкенштейн задыхался. Он перевел взгляд на прежнее место. – Она исчезла. – Словно освободившись от чар, он откинулся назад и закрыл лицо руками.
Саммер встала на колени рядом.
– Что ты хочешь сказать этим своим «она исчезла»? Конечно, исчезла. Ее там и не было. Ты, идиот, только напрасно напугал меня до смерти. – Саммер ударила его по руке. Она была так напугана, что до сих пор тяжело дышала.
– Эй, мне больно! – Франкенштейн схватил Саммер за руки, когда она попыталась снова его ударить. – У меня здесь ссадина!
– Это был дурной сон!
– Дурной сон? – Франкенштейн крепко держал ее за руки.
Она посмотрела ему в глаза и увидела, что они полны ужаса.
– Ты что, ничего не видела?
– Я видела только оленей.
– Господи!
– Тебе приснился дурной сон.
– Кажется, я теряю рассудок. – Он закрыл глаза. – Ты не веришь в призраков?
Саммер отрицательно покачала головой, хотя в темноте Колхаун не мог увидеть этого.
– Не говори глупостей.
– Меня тоже терзают сомнения, – простонал он. – Но почему же я все время вижу Диди?
– Ты видел ее и раньше?
– Да. О да. – Его глаза снова открылись.
– Когда?
Франкенштейн растерянно посмотрел на нее:
– Раньше.
– Например, когда ты кричал во сне?
– Да.
– Тогда тебе приснился дурной сон. Сегодня тоже был дурной сон. Тебе надо спросить себя, чем он вызван.
– Думаю, что я догадался, в чем дело, – невесело рассмеялся Франкенштейн.
– Вот как?
– Да.
Саммер подождала, но он, похоже, не собирался пускаться в дальнейшие объяснения.
– Так скажи мне.
– Розенкранц, поверь мне, ты не захотела бы это узнать.
– Нет, я хочу знать.
В его глазах промелькнул внезапный блеск.
– Ты уверена?
– Уверена.
– Точно уверена?
– Может быть, перестанешь играть в бирюльки и скажешь мне наконец?
– Ладно. Но только помни, что ты сама попросила об этом. – Его пальцы переместились на ее запястья, сковывая их, как наручники. – Я вижу Диди только тогда, когда у меня стоит.
– Что? – Саммер не поверила своим ушам.
– То, что слышала. А стоит у меня только тогда, когда я думаю о тебе.
Саммер попыталась освободить свои кисти, но Франкенштейн крепко их держал. Не зря он вцепился в ее руки – боялся, что она ударит его снова! И было за что!
– Ах ты, негодный, лживый сукин сын…
– Это святая правда, – произнес Колхаун и в доказательство поднес один из ее сжатых кулаков к своей ширинке.
Саммер внезапно затихла. Под тесной, застегнутой на молнию ширинкой шортов действительно топорщилось что-то твердое, как камень.
– Видишь? – спросил он серьезно. Саммер посмотрела на него и затаила дыхание.
Страсть, горевшая в его глазах, была реальностью.
– Франкенштейн…
– Думаю, что тебе лучше звать меня Стивом, – проговорил он с легким смешком и притянул ее к себе.
Саммер охотно подчинилась и легла ему на грудь, а его руки скользнули ей за спину.
– Стив, – выдохнула она, глядя ему в глаза и обвивая руками шею.
– Гораздо лучше, – сказал он и перекатился на нее, так что Саммер оказалась на спине, а он склонился над ней, опираясь на локти.
Держа руки на его плечах, Саммер посмотрела в это израненное, исцарапанное, явно некрасивое лицо и почувствовала, что вся тает изнутри. Потом Стив наклонил голову и поцеловал ее.
На этот раз земля уплыла у нее из-под ног. Колокола зазвонили. Из глаз посыпались искры. Его губы были твердыми, горячими и на удивление нежными. Его язык коснулся ее губ, проскользнул между ее раздвинутыми зубами и обследовал рот. Теплая сильная рука нашла ее левую грудь и легко сжала через тонкий нейлон. В голове у Саммер все поплыло.
Дрожащая, с закрытыми глазами, она отрешенно поцеловала его в ответ и обняла за шею. Пальцы Стива распахнули края ее блузки и начали ласкать обнажившиеся груди, касаясь твердых, как галька, сосков. Саммер притянула его голову к себе, а он переходил от одного страстно жаждущего ласки соска к другому.
Саммер еще никогда не испытывала таких ощущений.
Ее руки нетерпеливо пробрались под штормовку, задрали майку и обхватили его спину. Кожа Стива была теплой и гладкой. Саммер ощутила под ладонями твердые мускулы и восхитилась крепостью его тела. Ее руки опустились вниз по его спине, пытаясь проскользнуть за пояс шортов.
– А, черт!
Франкенштейн – Стив – отпрянул, резко сел и рывком стащил через голову штормовку вместе с майкой. Саммер оглядела его широкие плечи, мощную грудь, поросшую курчавыми черными волосами, плоские мужские соски, аккуратный кружок пупка и почувствовала, что у нее пересохло во рту. Она хотела его. О, как она его хотела!
Стив замешкался с металлической пуговицей на шортах. Оттолкнув его руки, Саммер расстегнула ее сама. Потом нащупала язычок молнии и потянула вниз.
Через раздвинувшийся разрез выглянуло очевидное свидетельство того, что и он желал ее.
Затаив дыхание, Саммер прошлась своим указательным пальцем вдоль его длины.
– Розенкранц, ты сводишь меня с ума, – простонал Стив.
Она даже не успела подумать о том, что ему, черт бы его побрал, надо напомнить: ее зовут Саммер, как он оказался на ней, прижав свой рот к ее рту и пальцами нащупывая застежку ее брюк.
Застежки не было. Брюки из дешевой синтетики держались на резинке. Обнаружив это, он двинулся дальше. Его рука, проскользнув под резинку, опустилась по ее мягкому животу к островку волос между ее ногами. Саммер перестала дышать, когда опытные пальцы дотронулись до него.
Он обнаружил маленький бугорок, жаждавший его внимания, и принялся ласкать его, отчего женщина едва не лишилась рассудка. Она парила все выше и выше…
Неожиданно Стив замер. Его пальцы словно парализовало. Тело, ритмично придавливавшее ее к земле, вдруг напряглось. Саммер заскулила, скорчилась и потянулась к его руке, умоляя его продолжить. Он не пошевелился.
Она открыла глаза. Его взгляд был обращен куда-то в сторону. Одна рука Колхауна все еще находилась в ее брюках, а другая продолжала обнимать ее содрогающееся и жаждущее ласк тело. Подняв голову, он неподвижно смотрел в темноту.
– Стив… – прошептала Саммер, отрываясь на несколько дюймов от земли и многообещающе прижимаясь своей голой грудью к его телу. Чувствовать соприкосновение трепещущих сосков с его твердой, поросшей волосами мускулистой грудью было так приятно, что она на несколько секунд забыла о том, что Стив не обращал на нее никакого внимания.
– Она аплодирует, – сообщил вдруг Колхаун.
