— Специальный агент Эндрю Лавкрафт, — сказал он, старательно избегая взгляда Гейл. — Федеральное бюро расследований. Вы ведь не убивали Манчини и Крэга, правда?
Снова молчание.
— Черт побери, Нортон! — вспылил Лавкрафт. — Не вешайте трубку! Скажите, где и когда с вами можно встретиться. Клянусь, я могу вам помочь.
— Телефон прослушивается? — наконец спросил Кристофер.
— Да, конечно. Я записываю все разговоры. Но пусть это вас не волнует. Записи нашей с вами беседы там не будет.
— Откуда я знаю, что это не ловушка?
— Вы должны верить мне, — сказал Эндрю. Он поднял глаза и посмотрел на Гейл. На ее лице были написаны ужас и боль, от которых у него сжалось сердце. Она тоже поверила ему, а как он этим распорядился? Он втоптал ее доверие в грязь. — Нортон… Диана Тернер может попасть в беду. Я догадываюсь, что против вас с ней существует заговор.
Кристофер гневно выругался.
— Я перезвоню вам через час, — сказал он и дал отбой.
Эндрю повесил трубку и повернулся к Гейл. Ее взгляд надрывал ему душу. Сознание того, что он оказался предателем, было невыносимо. Уж лучше бы его сожгли на костре.
— Кто ты, черт побери? — выпалила она.
У него был только один ответ. Первый абсолютно честный ответ за весь месяц.
— Человек, который безумно любит тебя.
Ледяной смешок Гейл заставил его поморщиться. Существует миллион других способов удостоверить свою личность, но Эндрю сомневался, что какой-нибудь из них мог бы уменьшить боль и гнев, читавшиеся в ее взгляде.
— Думаешь, я поверю? Убирайся к черту! — крикнула она.
Эндрю потянулся к ней, но Гейл попятилась.
— Не прикасайся ко мне!
Горечь, звучавшая в ее голосе, железными когтями впивалась в его сердце. Гейл отдалилась от него и физически, и душевно, и теперь он бессилен сократить разделявшее их расстояние.
— Гейл, ты должна выслушать меня.
— Зачем? Чтобы услышать новую ложь?
Она выпрямилась, гордо подняла голову и ушла в спальню.
Эндрю волей-неволей пришлось пойти следом. Он не верил, что сумеет заставить ее понять. Разве можно это сделать, если он сам не понимает, почему позволил вещам зайти так далеко?
Гейл оскорблена, и он ненавидит себя за то, что причинил ей боль. И все же нужно найти слова, которые убедили бы Гейл в искренности его чувства. По крайней мере, его любовь — это святая правда. Впрочем, его мольбы не изменят того, что он лгал ей, использовал ее и, прости его Господи, причинил ей боль.
— Послушай, я понимаю, что ты сердишься, но…
Гейл смерила Эндрю яростным взглядом, а потом стащила с себя его футболку и бросила на кровать.
— Сержусь? Слишком мягко сказано! — Оставшись в одних красных носках, она пересекла комнату, подошла к комоду и выдвинула верхний ящик. — Кажется, я велела тебе убираться отсюда! — бросила она, надевая тонкие хлопчатобумажные трусики.
— Я не уйду, пока ты меня не выслушаешь.
За трусиками последовали розовые с серым пижамные штаны и розовый топ.
— Куда нужно обращаться, чтобы выставить из квартиры агента ФБР? В ЦРУ?
— Твой брат скоро позвонит снова, — сказал Эндрю, не обращая внимания на ее сарказм. — Я могу помочь ему.
— О да, поможешь. Надев на него наручники. — Гейл протиснулась мимо него и устремилась в кухню. Дверь буфета громко хлопнула. Она пошла обратно, но остановилась на полдороге и повернула в ванную.
— Это не так, — сказал Эндрю, остановившись в дверях. — Я провел тщательное расследование и кое-что нащупал. Его решили сделать козлом отпущения.
Гейл открыла аптечку, вынула из держателя зубную щетку Эндрю и бросила ее в пластиковый пакет.
— Я могла сказать тебе то же самое. — Гейл взяла бритву и показала ею на Энди. — Именно это я собиралась сделать, когда зазвонил телефон. О Боже, а я еще чувствовала себя виноватой, что не рассказала тебе о Крисе! Как я могла быть такой слепой? — Бритва последовала за щеткой.
— Дай мне объяснить тебе…
— И такой дурой! — продолжала бушевать Гейл. — Я же привыкла к тому, что вы, ублюдки, не даете мне проходу! Я различала вас в толпе за сто метров! Но за последние девять месяцев слегка расслабилась. Потому что никто из вас давно не прослушивал моего телефона и не рылся в моей почте! — Она швырнула в пакет керамическую чашечку для взбивания пены, и та громко стукнулась о бритву.
— Гейл… — попытался начать говорить Эндрю, но безуспешно.
— Значит, таков был ваш план? На время оставить меня в покое. Усыпить мою бдительность. Заставить поверить в то, что вы подумали, будто мне нечего вам рассказать. А потом пустить в ход тайное оружие. Что, спать с врагом положено вам по инструкции? Или это просто одно из преимуществ вашей профессии?
Эндрю вздохнул. Он заслужил это. Ее сарказм, гнев и даже презрение совершенно справедливы.
— Надо отдать тебе должное, ты хорошо справился с заданием, — сказала она, продолжая обшаривать аптечку в поисках его вещей. — До сих пор я ничего не замечала.
— Гейл, послушай…
Она захлопнула зеркальную дверцу и смерила его горящим взглядом.
— Вы уже сказали все, что следовало, специальный агент Лавкрафт! — Она сняла с полочки флакон «Олд Спайс» и потянулась к пакету.
Но Эндрю перехватил ее руку, не дав разбить одеколон о чашечку.
— Проклятье! Помолчи и послушай меня.
Гейл сделала преувеличенно глубокий вдох, но это не помогло ей успокоиться.
— Что? Зачем? Что ты можешь мне сказать? Что на самом деле ты шпионил за мной, пытаясь доказать невиновность моего брата? Рассказывай это кому-нибудь другому, стукач! Запас моего доверия истощился! — Она разразилась градом ругательств.
Эндрю закрыл глаза и покорно выслушал их.
— Мне очень жаль, — сказал он, глядя на Гейл сверху вниз. — Я не думал, что так получится.
Она дернула руку, и он выпустил ее. Флакон с одеколоном плюхнулся в пакет с меньшим шумом, чем все остальное.
— Я тоже. — Она отстранила его и вышла из ванной.
Эндрю вздохнул и последовал за ней в спальню. Он понимал гнев Гейл. Если называть вещи своими именами, он действительно использовал ее, чтобы получить информацию. Однако постепенно все изменилось. Когда Эндрю приступал к этому гиблому делу, им владела решимость спасти свою пошатнувшуюся карьеру. Но так продолжалось только до тех пор, пока они не легли в постель. Как ни пытался Эндрю убедить себя в обратном, однако отнюдь не все время, проведенное им с Гейл, было посвящено работе. Настал момент истины, понял он. Увы, он понятия не имел, как заставить Гейл поверить, что его чувства к ней не имеют никакого отношения к полученному им заданию.
