Надо это дело перекурить. Давай-ка возьмем еще сигаретку. Тут есть над чем подумать. Может, пнуть его в задницу, когда он выйдет? Может, забить его до смерти, гребаного сопляка? Взять трубу или биту. Весь Костюмчик в крови. И чтобы «пальчики» указывали на нее. Прямо на нее.
Посмотрим, надолго ли она останется в гребаной полиции, когда ее заподозрят в убийстве.
Вот смеху-то было бы! А она бы так и не узнала. Так всю жизнь и гадала бы.
Костюмчик выходит. Хромает, об собственные яйца спотыкается. Как будто они у него с дыню величиной. Ну как тут не посмеяться? Животики надорвешь.
Все, хватит ржать, едем за блестящим синим «Мерседесом». Потрясная тачка.
Эй, а ведь это идея! Надеваем улыбочку пошире. Отличная идея. Да, так гораздо лучше, а главное, забавнее. Большая потеха.
Потребуется время, но дело того стоит. Придется сделать крюк, взять кое-какие припасы. Пусть все будет просто. Чем проще, тем лучше. Простота — твой фирменный знак.
Ну вот теперь можно и пивка. Взрывчатка 101. Уж это-то она знает. Наверняка знает. Отдел поджогов с подрывным отделом, можно сказать, закадычные друзья.
Симпатичная штуковина. Главное, простенькая. Мальчики и девочки, не пытайтесь повторить этот трюк дома.
Час уже поздний, очень поздний, как раз то, что нам надо. Сучка уже спит одна-одинешенька. Машин почти нет. В четыре утра город вымирает. Хоть бы он и вовсе сдох. Этот проклятый город не принес нам ничего, кроме горя.
Шикарный костюмчик уже спит в своей шикарной квартирке, спит со своими яйцами-дынями. Было бы здорово изъять его из обращения. Так просто, так смачно. Но нет, так гораздо лучше. Пара минут, и вот тебе тридцать штук. Все закрыто, и все заряжено.
Отойди немного, тачку свою отведи подальше. Почему бы и не посмотреть шоу? Ну, хоть чуть-чуть.
Закуриваем еще одну и ждем фейерверка.
И-и-и пять, четыре, три, два, один.
Бум!
Нет, вы только посмотрите, как эта хреновина взлетает! Смотрите, как она горит!
О да, детка, отличная работа. Супер. Экстра-класс. Вот теперь в шлюху будут тыкать пальцами, потому что Костюмчик первый ткнет в нее пальцем. Схватится за свои больные яйца и укажет прямо на нее.
Ночка, можно сказать, прошла не зря.
Машину только жалко. Отличный был «мерс».
В шесть часов утра, за полчаса до того, как ее будильник должен был прозвенеть, Рина была разбужена стуком во входную дверь. Она с трудом заставила себя подняться и схватилась за пульсирующую болью щеку.
Боль стреляла прямо в ухо. Такие, как Люк, знают, куда бить.
Она натянула халат, старательно избегая зеркала над комодом, и вышла из спальни.
Взгляд в «глазок» ее сильно озадачил. Торопливо поправляя волосы, она отперла и открыла дверь.
— О’Доннелл? Капитан? Что-то случилось?
— Ничего, если мы зайдем на минутку?
Рина попятилась. Грозовые тучи в глазах О’Доннелла еще больше сбили ее с толку.
— Я заступаю на смену только в восемь, — проговорила она.
— Хорошо тебе навесили. — О’Доннелл кивком указал на ее щеку. — Будет классный «фонарь».
— Наткнулась на кое-какую дрянь. Это насчет того, что я послала тебе вчера по электронной почте? Не стоило поднимать столько шума из-за ерунды.
— Я еще не проверял электронную почту. Мы здесь по поводу инцидента, затрагивающего Люка Чамберса.
— О боже, неужели он подал жалобу из-за того, что я вышвырнула его отсюда? — Рина тряхнула головой. Мучительная краска бешенства и стыда залила ее лицо. — Я хотела, чтобы это осталось моим частным делом, и послала тебе письмо электронной почтой вместе с парой фотографий на всякий случай, если он захочет это раздуть. Очевидно, он захотел.
— Детектив Хейл, мы вынуждены задать вам прямой вопрос. Где вы были между тремя тридцатью и четырьмя часами сегодняшнего утра?
— Здесь. — Рина перевела взгляд на капитана Бранта. — Я была здесь всю ночь. А что случилось?
— Кто-то поджег машину Чамберса. Он утверждает, что это вы.
— Кто-то поджег его машину? Он пострадал? О боже. — Рина опустилась в кресло. — Он жив, ранен?
— В момент поджога его не было в машине.
— Слава богу! — Рина закрыла глаза. — Слава богу! Я ничего не понимаю.
— Вчера вечером у вас с мистером Чамберсом произошла размолвка?
Рина посмотрела на своего капитана, и ей передалось его нервное напряжение.
— Да. И во время этой размолвки он ударил меня по лицу, сбил с ног. Потом он заставил меня подняться на ноги и пригрозил новыми побоями. Я вынуждена была защищаться. Ударила его ребром ладони по шее и столь же жестко — коленом в пах. А затем я приказала ему уйти.
— Вы угрожали мистеру Чамберсу оружием?
— Торшером. — Рина села и стиснула руки на коленях. — Я схватила торшер и сказала мистеру Чамберсу, что, если он не покинет мой дом немедленно, я устрою ему второй раунд. Я была зла, он за минуту до этого меня ударил! Он тяжелее меня на добрых пятьдесят фунтов.
Если бы он снова напал на меня, мне пришлось бы принять любые меры, чтобы защитить себя. Но в этом не было необходимости: он ушел. Я заперла за ним дверь, сделала фотографии и переслала их своему напарнику на тот самый случай, если Люк решит исказить факты и подать на меня жалобу.
— Мужчина напал на вас в вашем доме, а вы не удосужились об этом доложить?
— Совершенно верно. Я с этим справилась, и я надеялась, что тем дело и кончится. Мне ничего не известно о поджоге его машины.
Капитан сел напротив нее.
— Он сделал несколько утверждений, правда, ничем не подкрепленных. Согласно его версии, вы напали на него в состоянии опьянения и расстройства по поводу того, что он переезжает в Нью-Йорк, а он, в попытке удержать вас и привести в чувство, мог нечаянно вас ударить.
Нервы у Рины совсем разыгрались, помимо негодования, она ощутила острое отвращение к себе. Она повернулась к капитану ушибленной щекой.
— Посмотрите хорошенько. По-вашему, похоже, что это вышло нечаянно? Все было именно так, как я сказала. Да, мы оба выпили, но я не была пьяна. Это он рассердился, потому что я отказалась переезжать в Нью-Йорк вместе с ним. Я порвала с этим сукиным сыном, но я не поджигала его машину. Я не покидала квартиры с того момента, как вернулась сюда примерно около десяти вчера вечером.
— Посмотрим, сумеем ли мы это проверить, — начал О’Доннелл.
— Я могу это доказать. — Рина расцепила руки, но тут же вцепилась в подлокотники кресла. Только так она сдерживалась, чтобы не стиснуть кулаки. Ее душило бешенство. — Я позвонила подруге около одиннадцати. Мне было жаль себя, я была зла, как черт, и лицо болело адски. Одну минутку.
