Отвратительные сцены одна за другой вспыхивали в моем воображении. Или они не так уж и отвратительны? Так поступают все? Нет, не все. Кажется, мы с Максом в одну ночь шагнули дальше, чем многие пары за долгие годы встреч. Но мучило не это. Раз ему хотелось, неужели я бы отказала? Так в чем же дело? И вдруг я поняла. Дело в том, что на несколько часов я потеряла человеческий облик. Я перестала быть собой. То, что я чувствовала, что и как делала, принадлежало не мне. Другой женщине — вернее, самке совсем другого вида. Похотливому животному, не ведающему морали. Паучихе, съедающей партнера, поскольку удовлетворение физических потребностей является для нее единственной реальностью и единственным смыслом жизни. Память убеждала меня, что я вела себя так-то и так-то, но я знала, знала достоверно, что вести себя подобным образом не могла. Не могла, нет, нет! Значит… значит, у меня было временное затмение? Приступ сумасшествия?
Я вздрогнула. Роковое слово найдено. Сумасшествие — иначе случившееся объяснить нельзя. Причем здесь не фигура речи: «Ах, я схожу с ума от любви!» Здесь использование медицинского термина в его первозданном значении. Том самом, о котором сказано: «Не дай мне Бог сойти с ума, нет, лучше посох и сума». Несколько часов назад я находилась в состоянии буйного помешательства, и счастье Макса, что не натворила куда более страшных бед. Пойми он правду, и должен был в панике вызывать неотложку. Мне нельзя находиться на свободе, меня надо держать в палате среди таких же безумцев, как я. Ведь никто не знает, когда приступ случится снова и на что я способна. Если я вновь перестану контролировать себя, вдруг, например, кого-нибудь убью? Лишусь рассудка и убью.
У ужасе вонзив ногти в собственную руку, я мысленно произнесла: «Спокойно, Маша. Раньше с тобою никогда такого не бывало. Значит, есть надежда, что не случится и в дальнейшем. Что причина только в сексе или в выпивке. Хотя выпила ты всего бокал шампанского… Хорошо, пусть причина в сексе. Ты никогда больше не станешь им заниматься, и, дай Бог, проживешь отмеренный тебе срок полноценным человеком, а не его внешней оболочкой, лишенной души». О вполне вероятном предположении, что секс лишь дал толчок чему-то дремавшему во мне и пути назад уже нет, я старалась не задумываться. Тихо встала, оделась и подошла к входной двери. Она оказалась заперта. Я принялась выдвигать ящики стола в поисках ключа, но мне попадались лишь бумаги. Среди них мелькнуло что-то знакомое… несколько моих рисунков. Макс купил их у Виктора Викторовича? Впрочем, мне было не до того. Наконец, я вспомнила, что Макс, входя, положил ключи в сумку. Да, они там. Оставлю квартиру открытой… надеюсь, ее не ограбят. Все-таки внизу консьержка.
Дома почему-то было страшно холодно. Я легла, прикрывшись тремя одеялами, но это не помогло. Меня все равно трясло, хотя в груди словно горел костер. Стуча зубами, я вытащила из Нелькиной тумбочки градусник, сунула под мышку. Результат меня поразил. Ртуть поднялась фактически до упора. Мне казалось, при температуре выше сорока у человека сворачивается белок. Впрочем, раз на термометре есть соответствующие деления, значит, они используются хоть иногда?
Подумав, я выпила пару таблеток аспирина и снова легла. Кругом ползали пауки. Они взбирались по ножкам кровати, лезли на подушку. Самки разрывали самцов на части и с аппетитом поедали живьем. Я закрыла глаза, только это не подействовало. Я научилась видеть с закрытыми глазами. Пауки бегали по лицу, я тоже была пауком, хотя и собою тоже. Потом раздался голос Нельки, монотонно повторяющий: «Так надо, надо, надо». И до боли знакомый голос, отвечающий: «Нет, нет, нет!» Я поняла, что это мистер Рочестер, человек, которого я люблю. Когда он был молодым, его обманом женили на сумасшедшей. Через много лет он встретил Джен Эйр, чистую и прекрасную. Встретил меня… меня? Нет, другую. Я перепутала. Мне верилось, что я и есть Джейн Эйр, а на самом деле я — сумасшедшая жена! Я жестоко ошибалась, но теперь голова моя ясна. Оказывается, я лишь воображала себя героиней, а в реальности я препятствие, мешающее ее счастью. Я заперта в высокой башне, потому что кидаюсь на людей, угрожая выпить у них всю кровь. Меня боятся и ненавидят. Мне пора погибнуть, бросившись с башни. Лучше умереть, чем мешать любимому соединиться с той, которая предназначена ему судьбою и находится сейчас рядом с ним. Сумасшедшая погибает, я точно помню это, ведь нужно, чтобы у книги был хороший конец. Но паук не может разбиться, его удержит паутина.
— Я женюсь на тебе, Маша, — настойчиво предлагает мистер Рочестер. — Ты слышишь меня? Мы поженимся.
— Нет! — в ужасе кричу я. — Нет, ни за что! Тебе нельзя второй раз жениться на сумасшедшей. Это будет неправильно. Книге положен хороший конец! Уходи!
Он исчезает, оставив меня одну в башне с пауками. Я должна найти дверь, чтобы выбраться на крышу и прыгнуть вниз. Кто-нибудь поможет мне в этом? Джен Эйр, добрая и справедливая, больше некому. Она помогла Марго, а теперь поможет мне. Самой выброситься из окна трудно и страшно. Я не сумею, а спасительницы все нет, она покинула меня, убежав с мистером Рочестером. Как же мне быть?
— Бессовестная эгоистка, самовлюбленная дура, вообразившая себя центром вселенной! Как тебе не стыдно! Светку убили, а тебе все равно! Только ты могла бы ей помочь, защитить ее, а ты думаешь только о себе, о своих мелких, дурацких проблемах, а на остальных тебе плевать! Я-то думал, ты добрый человек, истинная христианка! А ты не лучше того, кто убил Светку, поняла? Между прочим, я знаю, почему она написала ту самую записку! Во всем виновата ты, ты виновата в ее смерти, а теперь ты не хочешь пальцем ради нее пошевелить! Ее вчера похоронили! Зарыли в землю! Навсегда! Накидали на ее гроб земли, понимаешь? Приехали ее родители, они плачут, не переставая. У них есть причина плакать. Их дочь несправедливо обвиняют в двух убийствах и самоубийстве. Если ты ничего не сделаешь, они проживут остаток своих дней в таком горе, которое даже страшно себе представить. А ты, дура, страдаешь из-за всякой чуши, на которую ни одна нормальная девчонка не обратила бы внимания!
Кто-то кричал на меня так долго и так злобно, что распугал всех пауков. Они куда-то скрылись, и мне стало легче. Я вдруг обнаружила Сашку, который бесновался, размахивая кулаками над самой моей головой.
— Ты уверен, что Светка погибла из-за меня? — медленно произнесла я. Язык ворочался с огромным трудом, но я справилась с длинной фразой.
— А то из-за кого же? — яростно заорал Сашка, но тут же растерянно и тихо добавил: — Машенька, ты слышишь меня? Ты меня видишь? Ответь!
— Да, — ответила я. — Откуда синяки?
