— Тебе сейчас нелегко. Процесс взросления бывает болезненным, — мягко сказал Гуннар, и взгляд его был не таким холодным и неодобрительным, как раньше.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — пробормотала я и прибавила шагу.
— Ты все прекрасно понимаешь. — Он поравнялся со мной. — Тебя одновременно тянет в противоположные стороны, и ты не знаешь, какой путь выбрать.
— Мне хорошо известно, каким путем я должна идти, — горячо возразила я.
— А я думаю, что ты в этом не уверена. Но полагаю, что в конечном счете одержишь победу над собой.
— Да, — согласилась я, — в конечном счете я добьюсь победы.
Вот только я имела в виду совсем не то, что Гуннар Торесен, и до самого фуникулера мы не сказали друг другу ни слова. После минутного проявления участия он снова отдалился от меня, и я ничего не могла с этим поделать. Он прав, я действительно быстро взрослела и была уже не тем человеком, который поднялся в кабине фуникулера. Что-то во мне ожесточилось против Лоры. То, что я чуть не поддалась ей, лишь укрепило меня в моем решении. И все-таки на душе у меня было тягостно, я замерзла и чувствовала себя неуютно здесь, на вершине горы.
Я думаю, что у всех было тяжело на душе, когда Гуннар отвозил нас обратно в Калфарет, потому что в пути никто не проронил ни слова, а выходя из машины, мы поблагодарили Гуннара довольно сдержанно, и лишь Лора, попыталась спасти положение, сказав несколько теплых слов.
В дверях нас встретила Ирена. От ее взгляда не укрылась хромота Лоры, и она, едва ли не оттолкнув Майлза, помогла Лоре подняться по лестнице. Майлз пошел следом, а за ними побежала Дони. Когда Гуннар и я остались в полутемном холле одни, он протянул мне руку со словами:
— Мы поднимемся на Ульрикен как-нибудь в другой раз, более удачный, хорошо? А пока приглядывай за ней.
Все изменилось, и я не протянула ему в ответ руки, чтобы скрепить наш уговор. Покачав головой, ответила:
— Я не несу за нее ответственности и собираюсь уехать отсюда как можно скорее…
— Спасаешься бегством?
Вспыхнув, я намеревалась сказать ему что-то резкое, как вдруг сверху донесся крик, от которого у меня кровь застыла в глазах. Я никогда не слышала, чтобы Лора — я узнала ее голос — кричала так душераздирающе. Гуннар первым взлетел на второй этаж, а я — за ним.
В спальне Майлз крепко прижимал к себе Лору, все тело которой сотрясалось от рыданий. Рядом суетилась Ирена, тоже пытаясь успокоить ее. Поодаль, напустив на себя невинный вид, стояла Дони.
— Что произошло? — спросил Гуннар у Ирены. Она растерянно покачала головой:
— Мисс Уорт вошла в эту комнату и начала кричать. Ума не приложу, что могло её так расстроить.
Я оглядела комнату, но не на уровне глаз, как все остальные, а опустила взгляд вниз, на пол, и тут же увидела фарфоровую кошку. Она служила упором для открытой двери в спальню Лоры — большая тяжелая фарфоровая кошка легкомысленного розового цвета, с красным носом и голубыми глазами с большими ресницами. Она была сделана не из чугуна, как та самая, предположительно послужившая орудием убийства Кэса Элроя, но все равно это был дверной упор в форме кошки.
— Вот, — я тронула кошку ногой, — вот это, должно быть, ее напугало. Я раньше ее здесь не видела.
Пока остальные рассматривали упор, я исподтишка изучала выражение их лиц. Все, за исключением Дони, выглядели возмущенными и расстроенными. Она же не сумела скрыть хитрой усмешки.
— Уберите это отсюда, — приказал Майлз. — Все в порядке, — обратился он к Лоре. — Не расстраивайся из-за такого пустяка. Это, без сомнения, одна из проделок Дони. — Он гневно посмотрел поверх головы Лоры на свою сестру.
Та бочком начала продвигаться к двери, но Гуннар встал в проеме, загородив ей дорогу.
— Будет лучше, если ты нам все расскажешь, — предложил он.
Коварная усмешка сползла с ее лица. Она выглядела напуганной и, казалось, вот-вот расплачется.
— Я всего лишь хотела сделать Лоре сюрприз, — запричитала она, оправдываясь. — Я купила эту фарфоровую кошечку на Торгалменнинг, она выглядела такой смешной, и я подумала, что Лоре она понравится. Последнее время я ее раздражала, и я… я хотела помириться с ней…
Лора подняла голову с плеча Майлза и высвободилась из кольца его рук.
— Простите, — слабым голосом произнесла она. — У меня все еще шалят нервы. Дони, вероятно, не подумала…
— Она подумала, — перебил жену Майлз, изучая ее холодным и беспристрастным взглядом лечащего врача.
Гуннар отступил в сторону, и Дони, издав странный возглас, похожий на визг маленького зверька, спасающегося от охотника, бросилась вон из комнаты.
Лора, прихрамывая, подошла к шезлонгу и села в него, пристроив обутую в ботинок ногу на подушки.
— Пожалуйста, уходите, — попросила она. — Пожалуйста, уйдите все, кроме Ли. Она может помочь мне, если захочет. Мне больше никто не нужен.
Майлз начал было возражать, но она отвернулась, не желая его слушать. По-моему, Ирена тоже хотела остаться, но Лора отвергла всех, за исключением меня, а мне совсем не хотелось тут задерживаться.
Прежде чем уйти, Гуннар отвел меня в сторону и тихо сказал:
— Я хотел бы знать, как она. Не позвонишь ли завтра утром мне домой? Пожалуйста! А в понедельник, если Лора будет в состоянии, я заеду за вами, и мы отправимся навестить мою матушку.
Я молча кивнула, и они все вышли. Когда Ирена унесла розовую фарфоровую кошку и закрыла за собой дверь, я подошла к шезлонгу и встала рядом, глядя сверху вниз на Лору:
— Почему ты оставила именно меня? Не достаточно ли разыгрывать передо мной комедии?
Она сняла свое белое кепи, высвободив из-под него кольцо каштановых волос, и уронила на пол. В ее расширенных зрачках еще таился страх — по-видимому, она до сих пор не оправилась от потрясения при виде фарфорового дверного упора.
— Ты ненавидишь меня, не так ли? — спросила Лора.
— Скажем так, мне в тебе нравится очень немногое, — согласилась я. — Разве что актерская игра.
Она кивнула, словно удовлетворившись моим ответом:
— Ты презираешь и ненавидишь меня, но ты никогда не причинишь мне боли намеренно. Я могу доверять тебе.
Ее слова поразили меня и сбили с толку.
— Если ты имеешь в виду, что я никогда не наброшусь на тебя с кулаками, то ты права. Но во всем остальном ты бы лучше мне не доверяла.
— Договорились, Ли Холлинз. — И она с детской непосредственностью протянула мне руку.
Я хотела отвергнуть эту руку. Я хотела отвергнуть ее доверие. Но вместо этого неохотно протянула свою и почувствовала, как ее теплые пальцы сомкнулись вокруг моих, скрепляя уговор, который заключался против моей воли и был мне непонятен.
