class="title1">
Глава 1
Кэптен
Я должен был знать.
Моя фамилия Брейшо. И если со стороны может казаться, что имя позволяет мне с легкостью получать желаемое, то реальность далека от этого.
За все приходится бороться.
Мне, моим братьям, Рэйвен. На самом деле, всем, кто связан с нашей фамилией.
Мы боремся за наших людей, за то, во что верим и чего хотим, за то, чего заслуживаем. За исключением любви и преданности, ничего никогда не дается легко.
И именно поэтому, когда длинноногая, волевая, упрямая блондинка с пухлыми губками и дерзким взглядом проскользнула в наш мир, я должен был делать четыре шага назад каждый раз, когда она увлекала меня вперед.
И, черт возьми, она делала это.
Я сопротивлялся.
Я боролся с ней.
Я уступил.
Я овладел ее ртом, как хотел этого уже несколько месяцев, пробуя то, что стало моим новым любимым вкусом.
Но наш город — извращенное место, и ни один шаг не дается так просто, поэтому я не должен был удивляться, когда не прошло и двух минут, как раскрылась ложь.
Ложь слишком большая, чтобы простить.
Два с половиной года назад я узнал, что у меня есть новорожденная дочь, которую спрятали от меня. Ей было уже два месяца на момент, когда я нашел ее.
Сегодня я узнал, что блондинка, которую я планировал оставить себе, знала о моей малышке до того, как о ней узнал я, и не сказала ни слова.
Эта блондинка, она была для меня незнакомкой тогда. Так должна ли она быть преданной мне? Нет, ни капли. А я не хочу того, чего не заслужил.
Такова суровая правда.
Так какого хрена ее предательство жжет, как порез в груди, как будто она уже занимает там место?
Ее там нет.
И не будет.
Потому что если тогда она и не была мне должна, то теперь, мать вашу, точно должна.
Я захлопываю блокнот и с грохотом бросаю его на пол, мой взгляд устремляется в темный, пустой коридор. Коридор, который теперь ведет в ее новую спальню.
Сначала она боялась въезжать — только дурак лег бы там, где спят волки. Особенно, если один из них голоден и зол, верно?
По крайней мере, так бы говорил здравый смысл.
Так почему маленькая лгунья бежала сюда, перепрыгивая две ступеньки за раз, и как после предупреждения спать с открытыми глазами, она так легко заснула?
Проведя руками по лицу, я опускаю голову на изголовье кровати и на ощупь ищу мой символ семьи Брейшо — тяжелый кастет, который отец подарил, когда мне было семь.
Я подношу его ближе к лицу, рассматривая выгравированный вдоль изгибов символ якоря, точно такой же, как татуировка на моих костяшках, и читаю слова, выведенные рядом с ними.
Семья — это не только общая кровь.
Слова, которыми Брейшо живут и дышат, другими словами — никогда не доверяй слепо и не будь предан тому, кто этого не заслужил.
Не обязательно быть связанными кровью, чтобы быть крепкой и сильной семьей.
Если бы только коварная блондинка понимала такие вещи.
Я закрываю глаза, глубоко вдыхаю и пытаюсь расслабиться, но не проходит и двух секунд, как тихий щелчок дверной ручки заставляет меня открыть глаза. Я прислушиваюсь к тишине, царящей в этом крыле особняка, и на мгновение думаю, что мне послышалось, ведь сейчас три часа ночи, но затем слышу тихий звук.
Шаги.
Я прикрываю веки, но не закрываю их полностью. В следующий момент она выглядывает из-за угла лишь одним глазом, это все, что я вижу.
Она ожидала, что я буду лежать, спать или вообще отсутствовать, поэтому, увидев меня, сидящего у изголовья кровати, она замирает на месте.
Я замираю, как охотник, пока она ищет признаки того, что я не сплю.
Она их не находит и на цыпочках пробирается дальше, заглядывая в открытую комнату напротив моей.
Подглядывает за моей дочерью, как будто у нее есть какое-то право приближаться к ней.
Она смелая или тупая?
Она наклоняется вперед, ее рука лежит на дверном косяке комнаты Зоуи.
Я вскакиваю так быстро и тихо, как только возможно, и перед тем, как она пытается сделать шаг внутрь, хватаю ее и прижимаю своим телом к стене.
Тихо вскрикнув, она судорожно сглатывает.
Она знает, кто у нее за спиной, ей даже не нужно оборачиваться, чтобы убедиться.
Она крепче хватается за белый молдинг, сжимая его еще крепче, когда я кладу руки по обе стороны от ее головы.
Я ничего не говорю, как и она.
Напряжение нарастает вокруг нас, сгущая воздух, когда встречаются тепло и ненависть.
Она осознает это так же, как и я.
Ее плечи поднимаются и быстро опускаются. Ее быстрое дыхание веером распространяется по моей руке и заставляет мою челюсть сжаться.
Я придвигаюсь ближе, не упуская из виду, что пальцы ее ног вжимаются в пол.
Ей страшно? Она нервничает?
Возбуждена?
Мой член дергается без разрешения.
Она должна быть как минимум взволнована.
Мы открыли для нее свои двери, чего обычно не делаем, она вошла, пряча под своей мешковатой толстовкой огромную ложь.
Она мастер скрываться, прятать свои мысли и правду.
Я приближаю губы к ее уху.
Ее рост около ста шестидесяти пяти сантиментов против моих ста восьмидесяти восьми, так что мне приходится наклониться, чтобы добраться туда, куда мне нужно.
Я медленно выдыхаю, в паху вспыхивает болезненное удовлетворение, когда ее пальцы судорожно сжимаются.
Даже самое незначительное мое движение вызывает у нее ответную реакцию.
Я выжидаю, прежде чем заговорить.
— Что, по-твоему, ты делаешь?
— Я проснулась и не смогла больше уснуть, — шепчет она. — Подумала, что могу проверить, как она.
Злость закипает под моей кожей из-за ее слов, из-за того, как они ебут мой мозг. Но я сдерживаюсь, перемещаю руки на ее бедра, в то же время напоминая себе, что им там не место.
Она напрягается, но не сопротивляется, когда я разворачиваю ее, по-прежнему блокируя своей грудью.
В следующую секунду ее глаза, карие, почти золотые, оттенка коричневого сахара, поднимаются на меня.
Я стискиваю зубы, поднимая руку, провожу костяшкой пальца по краю ее изогнутой челюсти, и сжимаю свою, когда ее зрачки расширяются. Из-за меня.
Ее будет так легко ублажить, что я почти чувствую это.
Ее губы, идеально пухлые, всегда темно-красные, приоткрываются.
Я подавляю рык и позволяю своим пальцам опуститься ниже.
Виктория неосознанно наклоняет голову, предоставляя мне более легкий доступ к ее шее. Ее
