— Лаура. Лаура, подожди! Прости меня. — Она остановилась, сжав ладонью дверную ручку. Фостер приблизился к жене и взял ее за руку. — Боже, как я виноват. Прости меня.
Он посадил ее к себе на колени и заставил повернуться и посмотреть на него.
— Прости, — он поцеловал ее в щеку, затем в губы. — Мне очень жаль. Прости меня.
— Почему ты это сказал, Фостер? — Она уловила искреннее раскаяние в его голосе и расслабилась.
— Это было без причины. Абсолютно.
Она оглянулась на материалы, на которые было потрачено столько времени и труда — как ее, так и других людей.
— Я думала, это обрадует и воодушевит тебя.
— Своим скептицизмом я испортил твой сюрприз. — Он погладил ее по волосам. — Я прошу прощения за это. Тем более что на этой неделе у тебя уже было одно разочарование.
Он имел в виду ее месячные. Действительно, это было разочарование, но Лаура не желала отвлекаться.
— Тебе не понравилась идея «Селект»?
— Слишком много информации за пятнадцать минут, — его легкая улыбка должна была смягчить удар, как и тщательно подобранные слова. — Ты несколько месяцев лелеяла свой проект. Для меня это неожиданно. Дай мне какое-то время на раздумье.
— Но твоя первая реакция отрицательная.
— Вовсе нет. Это осторожная благожелательность к идее, которая требует дальнейшего изучения.
Что означает отказ.
— А пока я поздравляю тебя с прекрасно проделанной работой. — Он прижал ее голову к своему плечу. — Это лучшая презентация из всех, что мне приходилось слышать.
Он отвергал идею, но выставлял Лауре высшую оценку за предпринятую попытку. Она ненавидела покровительственный тон, но сегодня была слишком расстроена, чтобы протестовать. Всю свою энергию она потратила на презентацию. Теперь, когда все закончилось, а желаемого результата добиться не удалось, Лаура чувствовала себя опустошенной и обессиленной.
— А теперь, — произнес он таким тоном, как будто с мелкими делами было покончено, — скажи мне, что еще случилось сегодня.
Болли Рич поднялся на открытую трибуну и сел рядом с Гриффом. Целую минуту они сидели в одинаковых позах: локти на бедрах, ладони сцеплены между коленей — и наблюдали за игроками на поле.
— Какого черта ты здесь делаешь, Грифф? — первым прервал молчание Болли.
— Наблюдаю за тренировкой.
— Ты сидишь здесь третий день подряд.
— Ты считаешь?
— Да, считаю. В чем дело?
— Ну, на мой взгляд, Джейсон не хуже любого другого игрока в команде. Но у них нет сильного защитника. И блокирующие ни к черту. Джейсон старается, но…
— Перестань молоть чушь, Грифф, — голос Болли звучал еще более сердито. — Зачем ты наблюдаешь за тренировками футбольной команды средних классов школы?
— Убиваю время, Болли, — Грифф повернул голову и посмотрел на него. — Потому что мне больше нечего делать. Насколько я знаю, этот стадион — муниципальная собственность, и я имею такое же право быть здесь, как и ты. Если не хочешь, тебе не обязательно со мной разговаривать. Я тебя не звал. Так почему бы тебе не спуститься и не присоединиться к более достойным гражданам, пока ты не замарался?
На поле тренеры собрали ребят, и те пили воду из бутылок, выслушивая замечания об игре. Мальчики выглядели слишком маленькими для широких наплечников. Издалека они были похожи на несуразных кукол с качающимися головами. Грифф начал играть в футбол примерно в том же возрасте, что и Джейсон. Вероятно, тогда он тоже выглядел маленьким.
Болли не двинулся с места.
— Мой сын боготворит тебя, — сказал он.
— Не очень-то я гожусь для героя.
— Я ему говорил то же самое.
Они смотрели, как тренеры разделяют защитников и нападающих и уводят две группы игроков на разные концы поля, чтобы выполнить тренировочные упражнения. Прошло пять минут. Десять.
— Тот вечер в Буффало? — наконец произнес Болли, прочистив горло.
Грифф никак не отреагировал, но сразу же понял, о какой ночи шла речь.
— Никогда в жизни я так не мерз.
— Десять градусов ниже нуля, — сказал Грифф. — Так мне потом сказали. Они не решились предупредить нас в раздевалке перед игрой. Шестьдесят минут мы играли в футбол в снегопад, а когда прозвучал финальный свисток, нам нечего было предъявить, кроме филд-гола. Пасующий, завернутый в плед и всю игру потягивавший горячий чай, оторвал свою костлявую задницу от скамейки запасных и добыл единственные три очка за игру. У меня пальцы кровоточили после столкновения с полузащитником. Они так замерзли, что я не мог согнуть их. Вся слава досталась дохлому пасующему.
— Наглый ублюдок, если уж на то пошло.
— Ты мне еще рассказываешь. Кстати, откуда он? В его фамилии не было ни одной гласной.
— Из какой-то восточноевропейской страны. Переключился с европейского футбола на американский, чтобы приехать в Америку и заработать побольше бабок. «Ковбои» вскоре избавились от него.
Это была постыдная победа в игре, состоявшейся в конце сезона и не влиявшей на выход в плей-офф. Аэропорт закрыли из-за снежной бури, и команда не могла улететь домой. Настроение у всех было паршивое, и, вернувшись в гостиницу, большинство игроков разошлись по своим номерам.
— Мы с тобой остались последними в баре, — сказал Болли, как будто читая мысли Гриффа. — Я набрался.
— Болли…
— Нет-нет, это нужно сказать. Я напился вдрызг и рыдал, как ребенок, жалуясь на семейные проблемы.
Если Гриффу не изменяла память, жена Болли собрала вещи и ушла от него, заявив, что устала сидеть дома одна с маленьким сыном, пока он развлекается с парнями, освещая какое-нибудь спортивное событие.
— Похоже, все разрешилось благополучно.
— К счастью для меня.
В тот вечер Болли был так пьян, что Грифф удивился, как тот до сих пор помнит о своем нервном срыве. Может, ему была необходима та исповедь, чтобы наладить отношения в семье. Они с женой по-прежнему вместе. У него красивый дом, сын с приличной прической и без видимых следов пирсинга.
— Я так и не поблагодарил тебя, что ты никому не проболтался, — сказал Болли.
Грифф внимательно посмотрел на него.
Смущенно пожав плечами, Болли снял очки и покрутил их в руках.
— Многие мои коллеги изменяют женам, когда уезжают из дома. И никогда не плачут по ним. Я дал тебе массу тем для обсуждения в раздевалке. Но ты никому не сказал ни слова.
— У меня не было друзей, разве ты не знаешь? Некому было рассказывать.
— Но ты никогда не вспоминал об этом при мне, — Болли искоса взглянул на него. — Не давил на меня. Ну, ты понимаешь. Ты сделал вид, что ничего не было. — Он опустил голову и, прищурившись, стал разглядывать свои кеды. — И никогда не использовал это, даже когда пришел просить у меня работу. С тех пор это не дает мне покоя.
