– Леночка, – сказала дама негромко, – покажите нам “Ягуар”, пожалуйста.
– Конечно, – отозвалась та, и Троепольский замер.
Он никогда не видел таких машин. То есть, наверное, видел, но ему всегда было наплевать на них, и он искренне считал, что автомобиль – куча полированного железа на колесах – не может ни волновать, ни занимать его.
Это было длинным и гладким, со странной, немного опасной мордой, с блестящими боками и словно прищуренными глазами.
Троепольский отвел взгляд и посмотрел снова.
Вокруг все молчали.
В спицах колес горело невесть откуда взявшееся солнце. Дикий зверь усмехался с капота прямо ему в лицо. Он потрогал ладонью холодный и гладкий бок.
Переживание неожиданно оказалось слишком сильным.
– Вы можете сесть в него, – из-за спины предложила дама. – Лена, откройте машину.
– Она открыта, Катерина Владимировна. Троепольский потянул на себя выпуклую ручку, и открылось богатое и просторное нутро, отделанное кожей и деревом. Троепольский немного помедлил прежде чем сесть, – так волновался.
Он посидел, положив руки на руль, – почему-то ему страшно было будить это, вставлять ключ, заводить мотор, слушать, как он работает. Страшно и еще немного стыдно, что он так волнуется.
– Как называется эта машина?
– “Ягуар Эс-тайп Эр”, – бодро сообщила блондинка. – Мощность четыреста лошадиных сил. Разгон до ста километров в час пять целых четыре десятых секунды.
Но Троепольскому было наплевать на разгон. Он еще посидел, справляясь с собой, потом выбрался наружу и спросил, стараясь не смотреть на Полину:
– Можно… купить эту машину?
– Вы больше не хотите ничего посмотреть? – осведомилась дама. – Вот есть еще “Ягуар”…
– Нет, – перебил ее Троепольский и улыбнулся, извиняясь, – спасибо. Мне хотелось бы именно эту. Можно это как-то устроить?
– Ну конечно, – уверила дама. – Оформление займет какое-то время, разумеется.
– Разумеется, – весело согласился Троепольский. Он уже почти справился с собой. – Большое спасибо, мне понравилась… эта машина.
Все время, пока подписывали бумаги, пили скверный кофе, ждали каких-то нужных людей, без которых дело не двигалось, Троепольский думал только об этой машине. Она стоила бешеных денег и, наверное, была абсолютно не практична во всех отношениях, но какое это имело значение!
В ней были шик, и мощь, и английская добропорядочная сдержанность, и власть, и еще что-то трудноопределимое – ветер дальних странствий, запах бешеной скорости, серая лента шоссе, цветущий вереск на обочине, низкое небо и уверенность в том, что ты победил.
Именно этой уверенности Троепольскому так не хватало в последнее время!..
Они вышли из салона молча – промышленный район, складские помещения напротив, залитый водой тротуар – и, как по команде, закурили, стараясь не смотреть друг на друга.
Потом посмотрели и разом отвели глаза.
– Ты… выбрал хорошую машину, – еще помолчав, сказала Полька. – Она тебе подойдет. Это прямо… твоя машина.
Еще полдня назад он был уверен, что ему не нужна никакая машина. Что происходит с его жизнью в последнее время?!
– Спасибо, – буркнул Троепольский.
– За что?..
– За то, что привезла меня в такое… сказочное место.
– Пожалуйста.
– Нам надо на работу. Там, наверное, все на ушах стоят.
– Поедем?
Он докурил, тщательно потушил окурок и бросил его в урну.
– Полька? – Что?
– Зачем ты уволокла договор с Уралмашем? – Он посмотрел ей в лицо. – У меня дома был договор. Ты еще спрашивала, откуда он взялся, а я сказал, что с работы. А ты сказала, что я никогда не беру домой договоры, а этот взял. Зачем ты его уволокла?
И тут она ему соврала – он понял это, как если бы на лбу у нее засветилась надпись: “Я сейчас тебе совру”.
– Я не брала, Арсений, – фальшиво сказала она. – Ты, наверное, сам его куда-нибудь засунул и не можешь найти.
Он пришел в отчаяние.
До того самого момента, когда он курил на крылечке компании “Муса-моторс”, он понятия не имел, что может прийти в отчаяние.
– He смей мне врать! – заорал он так, что девушка, сидящая за конторкой и закрытая от них тремя слоями толстого стекла, подняла голову и переложила телефонную трубку с одного плеча на другое. – Не смей! Ты забрала договор! Зачем?! Зачем он тебе, Полька?! Макета-то все равно нет!
– Я не брала, – сказала она упрямо. – Ты просто его потерял.
– Я не терял!
– У меня нет никакого договора.
– Полька, – произнес он с тоской, – ну, расскажи мне! Ну, может, я пойму, а? Что происходит, черт возьми?! Ты же вроде… всегда мне доверяла!
– Доверие тут ни при чем.
– Может, все еще… ничего, а? – Он просил ее, и от этого его просительного тона, так ему несвойственного, от Полининой брони словно отваливались куски. – Может, все еще можно исправить?! Ты только расскажи мне, и мы вместе подумаем. Пожалуйста.
Но разве она могла ему рассказать!
Рассказать значило разрушить даже то немногое, что еще у него оставалось.
Нет. Ни за что. Никогда.
Необходимость защищать – самый сильный женский инстинкт, так было написано в какой-то умной книге. Полина вдруг подумала, что это чистая правда.
– Ничего я тебе не расскажу, – выпалила она с отчаянием. – И не проси меня, Троепольский!
– Я тебя не прошу, – зарычал он, – я хочу хоть что-то понять во всем этом деле!
– Разбирайся сам. – Она была уверена, что сейчас он не разберется, а там как-нибудь. – Я ничего не знаю.
Он схватил ее за плечи и сильно тряхнул. Китайская хохлатая собака Гуччи негодующе тявкнула у нее на руках. Троепольский некоторое время смотрел Полине в лицо, и даже губы у него шевелились яростно, но он справился с собой и не сказал больше ни слова, только брезгливо оттолкнул ее и зашагал через лужи к ее машинке.
До конторы они доехали в полном молчании, и это было такое безнадежное молчание, по сравнению с которым уединенный маяк на мысе Доброй Надежды показался бы самым оживленным и милым местом на земле.
Даже Гуччи не скулил, сидел тихо как мышь и только как всегда трясся. Как она с ним расстанется, когда вернется Инка и заберет его?..
В Газетном переулке, как только машина остановилась, Троепольский выбрался наружу и пошел по тротуару, даже дверь за собой не захлопнул – так презирал и ненавидел Полину! – и она подумала, что так теперь будет всегда. Даже если ей удастся оправдаться, он никогда не простит ей… вранья. Для него это было важно. У нее был шанс все ему рассказать, и она не стала – потому что защищала его, а ее некому защитить, придется самой – как всегда, только на этот раз неизвестно, получится ли у нее!..
