— Ты что, хочешь заставить меня всю ночь простоять в холле?
И, улыбнувшись, Эйлис протянула ему бутылку коньяка и две коньячные рюмки.
— Нет, нет, входи!
Собрав остатки самообладания, Марк взял из рук Эйлис бутылку и рюмки. Да, он ожидал всего, чего угодно, думал Марк, глядя, как, пройдя через комнату, Эйлис уютно устраивается на скамеечке возле камина, всего, только не этого. Она влюблена, в этом нет сомнения. Теперь, когда он поймал ее на крючок, он собирается насладиться моментом. Уоррен прав: оказывается, когда женщина преследует тебя, это может быть весьма приятно — конечно, если женщина эта красива и нравится тебе.
Какое-то мгновение он стоял в нерешительности. Потом вспомнил, что держит в руках бутылку. Господи! Как это она угадала, что «Ле Паради» — его любимый коньяк? Марк наполнил рюмки себе и Эйлис. Он опустился на скамеечку перед камином, стараясь держаться от Эйлис подальше, насколько позволяло тесное пространство скамеечки.
— Согрей рюмку в руке, — сказал он, показывая, как это делается. Было ясно, что большого опыта потребления изысканных коньяков у Эйлис не имеется.
— Так о чем ты хотела со мной поговорить? — спросил он, намеренно не торопя события.
Она пожала плечами. Зеленые глаза ее смеялись, а на губах играла озорная, дерзкая улыбка. Опустив ресницы, она принялась разглядывать рюмку. Марк, зная, что она этого не видит, разглядывал ее едва прикрытые черными кружевами аппетитные груди. Все, что ему надо, это развязать бант и тогда...
— Я хотела поблагодарить за Боба Уиксона, — сказала Эйлис, внезапно подняв на него глаза и поймав на себе его взгляд. — Он очень облегчает мне жизнь. Теперь мне нет необходимости брать работу на дом и вечерами я могу писать. К маю без труда закончу.
— Я рад, что тебя не пугает его присутствие, — сказал Марк, переведя взгляд на ее лицо и глядя ей в глаза — бархатисто-зеленые в отблесках каминного пламени. — Ты ведь знаешь, что это сын моего дальнего родственника? Знаешь? — Зеленые глаза сверкнули, Эйлис кивнула, и он продолжал: — Удивительно, как быстро находят тебя какие-нибудь давно позабытые родственники, если ты сумел разбогатеть. Но в данном случае мне это на руку: из Боба выйдет прекрасный администратор и продюсер.
— Стивен еще не пытался обналичить чеки? — И когда Марк покачал головой, Эйлис добавила: — Слава богу. Если он так и не сделает этого, я вновь обрету веру в людей.
Марк воздержался от комментариев, но про себя подумал, что, как бы ни повел себя Стивен Хантер, верить в его порядочность он, Марк, отказывается и отношения к нему не изменит.
— Ты скоро ожидаешь его? Он вернется в Лондон к выходу «Возможного случая»?
Эйлис покачала головой, и золотистые волосы ее волной упали на кружева пеньюара.
— Нет, он будет на натурных съемках до самого Рождества.
— Ну, а с Найджелом ты видишься?
—Нет.
Марк отхлебнул глоток. Коньяк шелковистой струйкой пролился в горло, оставив после себя во рту нежнейший оттенок вкуса. Куда запропастился этот Найджел? После их возвращения из Мексики, похоже, никто его не видит. Марку вспомнился их уговор насчет отснятых кадров с Эйлис. Найджел уверял его, что все в порядке. Сейчас, поглядывая на Эйлис сквозь рюмочное стекло, Марк решил позвонить, Найджелу еще разок.
— Ты беспокоишься перед премьерой фильма?
— И да, и нет, — ответила она. — Джайлс уверял меня, что смонтирована картина прекрасно. В моей сцене я обнажена лишь настолько, насколько это необходимо. — Она отпила коньяк. — И все же я беспокоюсь. От одной мысли, что я предстану перед зрителями в таком виде, мне все еще не по себе.
— Кто бы мог подумать, — подлил масла в огонь Марк, отлично зная, как это ей неприятно, — глядя на твое сегодняшнее платье и этот наряд.
— Тебе не нравится зеленое платье?
Ее расстроенный, виноватый взгляд заставил его тут же пойти на попятный:
— Платье изумительное, но слишком уж откровенное... Но, конечно, оно не сравнится с этим пеньюаром. И часто ты заявляешься к мужчинам в таком виде?
— Я никогда не заявляюсь к мужчинам в таком виде! Я надела пеньюар для тебя, и только для тебя. Ты, наверное, догадываешься, что занимаешь в моей жизни особое место.
— Если это так, то почему ты не отвечала на мои звонки в Мексике? Почему ты...
Не дослушав, она ринулась к нему, прижалась.
— Так ты звонил?! Ты правда звонил? — восклицала она, пылко обнимая его.
— Конечно, звонил. Десятки раз. Тебе что, не передавали?
— Нет. — Недоверчивое изумление в ее широко распахнутых зеленых глазах ясно показывало, что она говорит правду. — Должно быть, в отеле... Ладно, это неважно. Важно то, что ты звонил. — Склонившись к нему, она с нежностью поцеловала его.
— Эйлис, зачем ты поселилась у Стивена?
Она рассказала о своем разводе и связанных с ним финансовых затруднениях. А он и понятия не имел о том, сколько, оказывается, пришлось ей вытерпеть... Признание Эйлис мгновенно избавило его от сомнений, мучивших Марка вот уже который месяц. Она говорила, а он не мог удержаться от того, чтобы тихонько не поглаживать ее спину, округлости пониже спины. Рука так и норовила скользнуть в разрез пеньюара. Весь день он мечтал обнять ее, и вот она здесь, рядом. Какое блаженство трогать ее, гладить! Но как же этого мало, немыслимо мало...
— Между нами ровным счетом ничего не было.
— А между нами есть что-нибудь?
— Зависит от тебя.
Эти долгожданные слова и тон, каким они были сказаны, заставили его сердце сжаться от волнения. Освещенные каминным пламенем, волосы ее образовывали вокруг головы золотистый нимб. Нет-нет, нельзя поддаваться, нельзя, чтобы она почувствовала, какую власть имеет над ним.
— Нет, от тебя. Покажи наконец, чего ты хочешь, — сказал он.
Глядя на него затуманенным взором, она протянула руки и погладила его по щеке, скользнула по волосам. Эйлис склонилась к нему ближе, и его окутал цветочный запах ее духов. Он забыл, как нежно ее прикосновение... Он замер, позволив ей целовать его. Язык Эйлис затрепетал, требуя, чтобы его впустили внутрь. Нет, так просто Марк не сдастся, пускай помучается...
Сидя у него на коленях, Эйлис прижималась к нему пылко и откровенно. Сквозь рубашку он чувствовал округлые груди с твердыми, напряженными сосками. Не удержавшись, он приоткрыл рот, и язык Эйлис, как молния, устремился вперед, ища его язык.
С каждой секундой рушились барьеры его сдержанности. Тяжело дыша, она отодвинулась и стала расстегивать его рубашку. Напряжение в нем росло, но он не давал воли рукам, предоставляя Эйлис делать все, что она хочет.
— Сними это, — попросила она, расстегнув на рубашке последнюю пуговицу.
