Георгий Ланской - Оглянись на пороге

Хоть не было и облачка,

Лишь отдаленный гром,

Волной накрылась лодочка —

Хватаю воздух ртом…

Она прислушалась, сообразив, что он поет ту самую песню о Волчьем озере, и хотя мелодия совершенно не напоминала великое произведение Чайковского, вытянулась, встав на носки, изломала руки-крылья, хотя по костюму она была Одиллией-злодейкой, и чего-чего, а трагедия была этой роли не свойственна.

Дима заметил ее, но не прекратил петь. В тишине зала этот странный дуэт выглядел чудно: патлатый парень, наяривавший на гитаре заунывную песню, и балерина в черном, кружившаяся вокруг в слабой вариации на тему «Лебединого озера».

Ах, солнечные зайчики!

Ах, матушка-вода!

Ведь тянет ко мне пальчики

Смертельная беда…

Он еще долго играл, перебирая струны пальцами, откидывал челку со лба, но больше не пел, следя за волнующим танцем черной лебеди, танцем, в котором трагизм уступил место страсти и яростному самолюбованию. Ирина танцевала, не чувствуя, как в позвоночнике зашевелилась давняя боль. Ей было все равно, что движения не точны и не соответствуют характеру роли. Она была лебедью, черт побери, превратившись в нее на глазах самого благодарного зрителя! Давно похороненные честолюбивые планы вдруг подняли бойкие драконьи головы и стали жечь напалмом направо и налево, разливая благостное тепло.

«Ну и пусть! — подумала Ирина. — Пусть случилось как случилось. Мне теперь все равно!»

Она остановилась, только когда натолкнулась на столпившихся у входа коллег, совершенно обалдевших от увиденного, оступилась и замерла. Дима тоже перестал играть, растерянно улыбаясь.

— Подожди меня у выхода, я сейчас, — сказала она и побежала в гримерку, зацепив зорким взглядом многозначительные ухмылки и переглядывания балетных, успев запереться прямо перед тем, как туда настойчиво затарабанил давний партнер по сцене. Едва она переоделась и открыла дверь, к ней ввалился Женька и загородил собой выход.

— Мать, а что это было? Что за детский утренник? Новый год еще через полтора месяца.

— Отстань, — грубо ответила она и попыталась оттолкнуть его с дороги, но парень застыл монолитной глыбой, не давая выйти.

— Ир, у тебя роман, что ли?

— Женя, дай пройти. Меня ждут.

— Нет, серьезно роман? Ну-у-у, поздравляю, — он хлопнул себя ладонями по ляжкам. — А ты тихушница. Кто бы мог подумать, что решишься на такое.

— На какое?

— Да ладно тебе, — глубокомысленно отмахнулся Женька. — Я тебя очень даже понимаю. Там не мальчик, а сказка, я б его сам за попку укусил. Ох, перемоют тебе наши горгоны косточки. Слу-ушай, а он кто? Мордаха такая сладкая… Где зацепила-то, мать?

— Болтал бы ты меньше, Евгеша, цены б тебе не было, — в сердцах сказала она и, оттолкнув его, наконец-то выбежала из гримерной.

Ну вот, через полчаса весь театр будет в курсе, что у нее роман! Пролетев вихрем по извилистому коридору, Ирина мельком пожалела о своей привычной, стабильной жизни, которой пришел такой безрадостный конец, подслащенный, правда, подвернувшимся романом, и сама ужаснулась тому, как подумала про Димку.

И все-таки будут говорить… Неприятно-то как!..

Вытряхнув из головы ненужные и довольно опасные мысли, она выскочила на крылечко, где стоял герой ее романа и ожесточенным матом крыл невидимого собеседника. Увидев Ирину, он зло буркнул в трубку отрывистое: «Перезвоню!» — и принужденно улыбнулся жалкой, заискивающей улыбкой.

— Что-то случилось? — тревожно спросила она.

— Да у нас опять с аппаратурой траблы. Эти полудурки вчера забрали из клуба не наш динамик, да еще и поцарапали его чуток, а сегодня это обнаружили. Ну и… кабзда, одним словом. Останемся мы без денег.

— И что?

— Никто не хочет ехать извиняться. С Надеждой лично я договаривался, так что придется мне.

Ей вдруг померещилось, что звонила Вера и именно к ней он едет, чтобы умаслить, договориться. Ирина почувствовала дикую ярость и большим усилием воли придала лицу приветливую улыбку, получившуюся так скверно, что Дима спал с лица.

— Ир, ты чего? Мне правда надо ехать, но я быстро. Часа через полтора буду.

— Да я все понимаю, — милостиво согласилась она. — Езжай.

— Я быстро. Туда и обратно.

— Да не торопись, я сейчас переоденусь и на занятия поеду. Забыл, что у меня сегодня школа?

— Забыл, — покаянно согласился он. — Пойдем такси ловить. Надежда там, говорят, рвет и мечет.

Такси по причине утреннего застоя поймали довольно быстро. Сперва водитель отвез Ирину, и уже выходя, она услышала Димкин сварливый голос:

— А сейчас в «Парк-Хаус». Только надо круг сделать до Карла Маркса и кое-кого там подобрать…

Значит, все-таки дело в этом динамике. Ирина совершенно успокоилась и пошла к калитке. Она уже подняла руку к кодовому звонку, как услышала визгливый срывающийся голос:

— А ну-ка подожди! Поговорить надо!

Ирина обернулась с перепуганным лицом, но потом мимические складки разгладились, а левая бровь взметнулась вверх в презрительном внимании.

— Да?

Сволочь! Какая гадина!

Наталья задыхалась от быстрого шага и злости, а тут еще Аленка висела на руке кулем и тянула в сторону, капризничая и поскуливая. С утра они благополучно проспали, собирались в дикой спешке. Дочь капризничала и упорно не желала надевать приготовленные с вечера вещи, потому что какому-то мальчику приспичило все время задирать ей юбку. Аленка просила брюки, а гладить их с утра матери было лень. Усилия успеть вовремя в конечном итоге ни к чему не привели. В детском садике ни с того ни с сего объявили карантин, вот и пришлось тащить ребенка обратно.

Уже перед домом она увидела знакомую фигуру, несущуюся по тротуару, словно мифический Бэтмен. И даже полы черного пальто развевались, как крылья летучей мыши. Наталья, охваченная внезапной злостью, ускорила шаг так, что дочери пришлось бежать, и та тихонечко захныкала, что предвещало скорый рев, могучий и громогласный.

Бежать на каблуках было неудобно, да еще и заметенный снегом асфальт превратился в каток. На углу дома, прямо перед ступеньками, ведущими к переходу, образовалась длинная ледяная дорожка. Наступи на такую — сверзишься вниз, прямо под колеса. Хоть бы кто песком посыпал!

Наталья поняла, что через мгновение эта стервозная баба откроет калитку и скроется в подъезде, и возможность раз и навсегда расставить точки над «i» будет упущена, и прибавила скорости. Наверняка со стороны она выглядела нелепо, в распахнувшейся шубке, съехавшей набок шали и с ребенком на буксире, но ей было плевать.