– Чего ты хочешь?! Чего ты от меня хочешь?! – в отчаянии спросил он, понимая, как глупо и пошло звучит этот вопрос.
Оксана молчала. На глазах у нее показались слезы, губы дрогнули.
– Ты не понимаешь, что мы с тобой наделали… Я сам не понимал.
– А теперь понял? – хрипло спросила Оксана.
– Понял. Слишком поздно, но понял.
– Сережа, я люблю тебя.
– Нет, ты меня не любишь. И я тебя не люблю. Это что-то другое. Похоже на любовь, но что-то совсем другое…
Похоть, хотел добавить он, но промолчал. Похоть с моей стороны, а с твоей – что-то вроде сафари на олигарха.
– Почему ты решаешь за меня? – со слезами в голосе спросила она.
– Это было чудовищной глупостью, – стараясь не сорваться на крик, подчеркнуто-сдержанно произнес Барышев. – Мы оба сделали ужасную глупость…
– Не говори так!
– Это все я… Надо иметь мужество признать это. Прости меня. Если можешь.
Он отодвинул ее и вошел в здание. Дверь не успела закрыться, когда он услышал отчаянное:
– Я улетаю! Сегодня!
– Счастливого пути, – одними губами беззвучно сказал Сергей.
Посадку уже объявили, но Оксана не торопилась – ей казалось, что, как в кино, в последний момент в зал вылета ворвется запыхавшийся Барышев, схватит ее в объятия и скажет так, чтобы все услышали:
– Я люблю тебя! Я жить без тебя не могу!
Но минуты убегали, а Барышева все не было… Только Ленка рядом противно чавкала, щелкая семечки, и шмыгала то и дело простывшим носом. Оксана последний раз бросила взгляд на вход, взяла чемодан и направилась к рамке металлоискателя. Ленка засеменила за ней.
– Значит, все? – спросила она. – Прошла любовь, завяли помидоры…
– Да нет, нет, – пробормотала Оксана, оглядываясь и жадно всматриваясь во входящих в стеклянную дверь людей. – У него в глазах что-то было! Пусть он что хочет говорит, меня не обманешь! Я мужиков насквозь вижу. Еще поборемся! Мы ведь из тех лягушек, что из молока масло сбивают, а не тонут в нем! Еще поборемся!
Ленка как-то странно на нее посмотрела, смахнула с губ шелуху от семечек и вдруг выдала:
– Слушай, а может, ну его к богу, а? Правда, Оксанка! Шут с ним! И так вон какую кашу заварила!
– С чего это ты благотворительностью увлеклась, моралистка ты моя? – зло перебила ее Оксана.
– Да я… – Ленка потупилась и отвела взгляд. – Просто…
– Ну, вот и заткнись тогда! Со мной, знаешь, так не поступают! Мы еще посмотрим, кто из нас проиграл, а кто выиграл!
Оксана ускорила шаг, оставив позади Серегину. Пусть рукой машет ее гордой спине, она не обернется. А может, Ленка даже махать не будет… Продолжит щелкать свои семечки и вернется в свою убогую жизнь.
Злые слезы подступили к глазам.
Последний ее оплот – Ленка – и тот рухнул.
Ну, ничего, она еще поборется.
Она не масло, а золотой пьедестал себе лапами взобьет!
Сердце давало о себе знать.
Поэтому Сергей три дня просидел дома, принимая выписанные врачом таблетки и стараясь «не волноваться».
Последнее выходило с трудом, ведь все в доме – решительно все! – вплоть до каждой складочки на портьерах, вмятин на диванных подушках, увядших цветов на подоконниках и разбросанных игрушек – напоминало об Ольге и детях.
Если бы Сергей умел плакать, он бы рыдал все три дня, но слез не было, и он слонялся по комнатам – без сна, без еды, прижав к себе Петькиного плюшевого мишку и тихонько скуля, как старый больной пес.
А на четвертый день он поехал по заветному адресу. По дороге он снова и снова прокручивал, проживал тот момент, когда в гостиничный номер ворвалась Ольга…
Он не удивился тогда, даже не ужаснулся. Просто понял – время заслуженной казни пришло, и лучшее, что он может сделать, – подставить шею под падающее лезвие гильотины.
Он так хотел пощечины, проклятий… А Ольга начала смеяться.
Этот смех унизил его, втоптал в грязь и казнил почище какой-то там гильотины. Под этот смех он остро осознал степень своего ничтожества… Под этот смех увидел, как в сравнении с Ольгой глупа и ничтожна Оксана… Этот смех разрубил его жизнь надвое – до и после измены.
Здесь – после – жить невозможно, потому что нечем дышать, потому что часть тебя – большую часть – отрезали, отсекли, ампутировали без наркоза.
Нет, он себя не жалел, и депрессивные мысли о самоубийстве его не посещали, это было бы курам на смех – глава «Стройкома» застрелился из-за собственной измены, – нет, он просто не знал, как выбираться из этого тупика.
Может, нахрапом?! Как в бизнесе? Если не берет изнурительная осада, надо пойти ва-банк.
Сегодня он не сядет, как обычно, на ступеньку, а позвонит в дверь и, когда Ольга откроет, схватит ее, на руках отнесет в машину и отвезет домой. А потом за детьми приедет. Глупо, конечно, но другого выхода он не видит.
Воодушевленный этим безумным решением, Барышев бегом поднялся по лестнице и позвонил в дверь разухабистой трелью.
Дверь распахнулась, но на пороге стояла не Ольга, а здоровый бородатый мужик в растянутом свитере, спортивных штанах и домашних тапках. Эти домашние тапки заставили сердце бешено биться и опять напомнить о себе давящей болью. Сергей, приготовившийся сграбастать Ольгу в объятия, отпрянул от мужика.
В глазах потемнело. Он едва удержался, чтобы не схватить незнакомца за грудки.
– Где Ольга? – выпалил Барышев.
– Вы имеете в виду Ольгу Михайловну? – с усмешкой поинтересовался тот. – Думаю, что вам будет лучше…
Барышев все же схватил его за растянутый свитер и притянул к себе.
– Я сам знаю, что мне лучше! Ольга – моя жена! Где она?
Бородач даже не пытался сопротивляться. Он смотрел на Барышева, удивленно хлопая неприлично длинными для такого здоровяка ресницами.
– Саша! – раздался из глубины комнаты женский голос, и в коридор вышла полная блондинка в домашнем халате. – Боже мой, Саша! Кто это?! – Она в панике округлила глаза и прижалась к стене, готовая закричать.
– Не знаю! – прохрипел бородач в руках Барышева.
– Отпустите его! – Женщина бросилась к Сергею и вцепилась в его руку, стараясь освободить бородатого. – Вы с ума сошли?! Я сейчас полицию вызову!
Пришла разумная мысль – если за этого мужика в тапках так самоотверженно сражается блондинка в халате, то… может быть, Ольга здесь ни при чем?
Может быть, это – родственники? Или соседи заглянули чайку попить…
Сергей отпустил мужика.
– Это квартира моей жены, – объяснил он свои неадекватные действия.
– Это наша квартира! – голосом рыночной торговки завопила женщина. – Мы купили ее! У нас все документы на руках!
Ярость немного угасла.
«Мы купили», – значит, к Ольге этот бородатый мужик не имеет никакого отношения. Только к крикливой блондинке.
